Не так давно у меня возникла очередная ситуация, связанная с воспитанием. Осенью мы с женой и дочкой опять летели на кратковременный отдых. Огромный «Боинг» был наполнен пассажирами, перелет предстоял длительный – около девяти часов. Нам достались места посреди салона, и, как назло, на четырех креслах прямо следом за нами расположились четверо здоровых парней. У одного из них как раз был день рождения, а у второго – кажется, свадьба. Они крепко выпили уже в самом начале полета, а затем начали оживленно общаться, – разумеется, употребляя матерные выражения. Причем не вскользь, между делом, а громогласно и опять же демонстративно. Вероятно, это доставляло им удовольствие. Четыре доминирующих самца демонстрировали свою силу и сплоченность.

Мне было неудобно за них перед женой и дочкой. Но сразу делать замечание я не решался. Когда несколько парней объединяются в стаю, желая подавить окружающих, шансы обидчика быть растерзанным многократно увеличиваются. Стая живет инстинктом самосохранения, причем группе, как известно, меняться тяжелее, чем отдельному человеку.

Я ждал, когда же они затихнут. Или, может быть, кто-нибудь из пассажиров попытается их одернуть? Тогда решить проблему станет легче. Но весь салон безропотно слушал мат, все старательно делали вид, что ничего не слышат. Я понял, что пора высказывать претензии, иначе у меня будет депрессия.

Сначала я мысленно проработал худший вариант – кулачный бой после моего замечания. Стало ясно, что в данной ситуации рассчитывать на свою физическую силу бесполезно. Хотя, на крайний случай, я приблизительно прикинул схему защиты. Затем я подумал о том, что можно обратиться к стюардессе и потребовать наведения порядка. Люди вокруг боятся и смиренно молчат, но экипаж-то должен реагировать на хулиганство. Если призвать экипаж к выполнению своих обязанностей, можно добиться результата, – вплоть до внеплановой посадки в каком-нибудь аэропорту и ареста дебоширов. В конце концов, можно обратиться ко всем пассажирам в салоне с предложением о защите нравственности.

А потом я вдруг поймал себя на том, что у меня нет теплого чувства к этим парням. Я изначально как-то недоброжелательно думаю о них. Я уже разорвал внутреннее единство с ними. А ведь для того, чтобы воспитывать другого, нужно войти в его положение. У одного из них – день рождения, он радуется и празднует это событие. У второго – свадьба. Ребята, в принципе, хорошие, только не умеют общаться. Если драться невозможно, – значит, надо договариваться. Но при этом – не обвинять, не осуждать и не требовать. Если я начну требовать, в ответ меня могут просто обругать.

И тут я вдруг понял: надо обратиться к ним с просьбой – попросить, чтобы не ругались. Если не поймут, покажу на жену и дочку и объясню, что оскорбляют они не только меня, но и их. А кроме того, честно предупрежу, что намерен защищать свою семью от их оскорблений, пусть даже невольных. Если не прислушаются, – тогда обращусь к стюардессе. А если и этот вариант не сработает, – ну, тогда уже останется только мордобой.

Я развернулся в кресле и обратился к подвыпившим молодцам:

– Ребята, у меня к вам большая просьба. Ругайтесь, пожалуйста, потише, – здесь женщины и дети.

Я правильно выбрал форму. Если бы я сказал: «Перестаньте ругаться!», – это было бы требование на грани насилия, а человек сразу остановиться не может, и у него возникает сильнейший стресс, который может выплеснуться как агрессия. Внешне получилось бы, что я перехватил управление и хочу, чтобы они остановили те действия, которые лично мне не нравятся. Если же я прошу ругаться потише, тогда свобода действий остается за ними. Я прошу, а они решают, выполнять мою просьбу или нет.