Летом 1570 года страшный удар был нанесен по высшему слою приказных людей [63]. Казни проходили публично, в Москве на Поганой луже, и сопровождались пытками. В них участвовал сам царь, собственноручно пытая и убивая. В один из дней, по согласному свидетельству нескольких не зависящих друг от друга источников, палачи умертвили более 100 человек… Именно тогда ушел из жизни известнейший российский дипломат того времени – дьяк Иван Михайлович Висковатый. Он пытался отговорить Ивана Васильевича от продолжения террора, озвучив простой, но верный аргумент: кто же останется у царя для ведения войны и для дел правления? Московский посад сохранил воспоминания о публичных казнях 1570 года в сказаниях, содержание которых не делает чести государю.

Но кровь, смерти, пытки, застенки – внешняя история опричнины. А была еще и внутренняя. Главным вопросом ее было: кого и на какие должности государь передвинет после того, как старые его соратники «не оправдали доверия»? Так или иначе, в их число входили серьезные командные кадры, опытные управленцы… Те же боярские рода – неотъемлемая часть старомосковской элиты – казались несокрушимой «старой гвардией» опричнины. Но именно они после казней первой половины – середины 1570 года утратили свое влияние. Государь вынудил их потесниться. Если взглянуть на опричнину очами царя в 1570 году, откроется картина, вызывающая острое разочарование. Казни не дают уверенности в отсутствии новых изменников. Дела на фронте не радуют: планы победоносной кампании против литовцев ушли в прошлое, твердо стоят крупные города Северной Прибалтики, и даже крепости помельче готовы сопротивляться русскому продвижению на запад. В такой ситуации самые верные, самые надежные, казалось бы, люди, заласканные монаршей рукой в предыдущие годы, неожиданно оказываются пособниками врагов! Вряд ли в монаршую голову пришла мысль, что мера его «исправительной» жестокости давным-давно вышла за рамки здравого смысла и нравственного чувства. Надо полагать, Иван IV испытал потрясение. Люди-столпы на глазах утратили надежность. Их место в опричном аппарате должны были занять новые люди…

Тут происходит настоящий служебный переворот. Старинные боярские семейства уступают в опричнине позиции, и позиции эти занимают… «княжата»! Их доселе не пускали в состав «черного воинства». Да они, надо полагать, и не рвались туда. Но вот из социальной среды, доселе исключенной из опричных кадровых ресурсов, начинают обильно рекрутироваться воеводы и администраторы. Старый порядок рухнул в несколько месяцев. Осенью 1570 года его уже не существовало. «Княжата» во множестве приходят на высокие посты в опричной армии, получают чины в опричной Думе.

Казнь опальных бояр в период опричнины. Лицевой летописный свод.

Следовательно, государь Иван Васильевич пришел к печальному для себя выводу: без «княжат» он обойтись не может. Во всяком случае, пока.

В Приложении II перечислены походы опричных отрядов и больших полевых соединений. Очень хорошо видно, что опричная военная машина с максимальной интенсивностью работала в 1568—1570 годах. Именно тогда она и должна была проявить себя на полях сражений, показать, какие результаты дала реформа, за которую было заплачено дорогой ценой.

Лето 1569 года застало под Калугой опричные силы, развернутые в пять полков. Ранее их бывало не более трех, теперь же численность опричных боевых отрядов явно возросла. Сил опричнины в течение года с лишним (до осени 1570го) хватало на то, чтобы выводить мощные пятиполковые соединения в поле.