Сейчас в тайном монастыре за обучением и наставлением восьмидесяти воинов следили семь старцев-монахов. Все они были уже в летах, и самому молодому миновало семьдесят. Каждый из старцев владел определенным слоем древних знаний и практических навыков в той или иной сфере и обучал этому витязей сотни. Так же на территории монастыря проживали старый мельник, кузнец и поп.

Пройдя до первой конюшни, Мирон замедлил шаг, высматривая глазами брата Василия. Но его не было видно на дворе. В этот момент к нему подбежал взбудораженный мальчонка, видимо, один из тех, которые чуть ранее бодались «стенка на стенку». И, почти налетев на высокого Мирона, выпалил:

— Мирон Иванович, мы верх одержали!

— Чего кричишь, как сорока? — осадил паренька Сабуров, поморщившись. У Мирона на душе скребли кошки, и детская радость мальчишки раздражала его.

— Простите, — тут же сдулся парень и, подняв глаза на Мирона, который в этот миг оправлял на поясе длинный нож, сказал: — Я бы хотел попросить вас кое о чем, Мирон Иванович.

— Да? — спросил Мирон, бросив взор на парня.

— Все старцы и мудрый Радогор говорят, что вы самый умелый и сильный среди братьев.

— Врут они все, — хмыкнул Сабуров и, вытянув руку, показал парнишке страшный шрам на запястье левой руки и мизинец с отрубленной фалангой. — Был бы умел, не красовался бы таким.

— И все же! — не унимался мальчик, устремив на суровое обветренное лицо Мирона свои ясные голубые глаза. — Мне помощь ваша нужна, вернее, подсказка.

— Да говори уже, не томи, — выпалил Мирон. Мальчик довольно улыбнулся тому, что неприступный суровый Сабуров не только продолжил с ним говорить, но и согласился помочь.

— Через три дня у нас испытания будут в лесу. На этого, как его, — мальчик замялся, подбирая забытое слово. — Ну, лежать надо тайно.

— Пластуна? — помог ему Мирон, прочитав мысли мальчонки. Иногда, когда перед ним была совсем чистая душа, очень часто детская, Мирон мог почти безошибочно считывать мысли. В основном это были люди, которые не умели лгать, и их сознание не покрывалось мутным облаком, которое прятало мысли от проникновения. Именно старец Добран учил сотников этим умениям, а также гипнозу и успокоению духа.

— Ага, на него. А я не знаю, как мне не оплошать, — вздохнул мальчонка.

— И что же, старец Онагост не учил вас, как надобно?

— Учил. И в лес мы с Митькой каждый вечер бегаем, чтоб получилось-то. И грязью обмажемся, и в мох зароемся, и лежим по несколько часов, не шелохнувшись.

— Ну и верно, — кивнул Мирон.

— А он, заяц-то, все равно боится нас и не подходит более чем на четыре аршина. Боится, видать. А нам велено, лежа, как «пластун», ждать, пока проходящий заяц не подойдет, и поймать его! И кто поймает, тот выдержит испытание.

— А…

— А я очень хочу поймать! — выпалил мальчик. — Но никак не выходит. А ведь я хочу, как вы, тоже в сотне быть! Подскажите мне, Мирон Иванович, хитрость какую.

Наклонившись к мальчику, Мирон показал ему рукой приблизиться к его лицу. Паренек чуть привстал на цыпочки, и Мирон шепотом сказал:

— Говорю только тебе, — Мирон знал, что уже назавтра вся ватага парней будет знать эту хитрость. Но Мирон лишь усмехнулся. Все-таки, если эти мальчишки будут знать это все, возможно, в будущем знание спасет им жизнь в бою. — Ты дыхание свое усмири, как будто спишь. Да так, чтобы твой выдох даже траву не шевелил. Глаза не закрывай и смотри в оба. Тело свое, словно вкопанное сделай, чтобы оно срослось с землей, и представь, что ты трава. Тело чуть расслабь, а мысли свои в напряжении держи. Как заяц подойдет, сразу не хватай его, пусть освоится около тебя и травку пощиплет, и только тут и лови его. Да за уши хватай, они у него большие.