– Наш разговор носит конфиденциальный характер, господин журналист, – пояснила Мадлен, – и я не вправе его комментировать, пока не начнется сама конференция. Надеюсь, что вы понимаете нашу позицию.

– Тогда пообещайте, что дадите нам эксклюзивное интервью сразу после завершения конференции, – потребовал Морзоне.

– Разумеется, – согласилась Мадлен, с трудом сдерживая смех, – я дам интервью только для вас двоих.

Оба согласно кивнули, направляясь к еврокомиссару. Мадлен весело взглянула на Дронго.

– Вы еще и актриса, – негромко произнес он.

– Просто хотела вам подыграть, – призналась она, – это было достаточно интересно. Ненавижу таких наглых журналистов, которые считают, что им все позволено.

– Большинство журналистов полагают, что имеют право бесцеремонно копаться в жизни других людей, – заметил Дронго, – тем более такие, как эти. У Морзоне отвратительная репутация.

– Теперь буду знать.

– Но вы отлично мне подыграли. Спасибо.

Оба улыбнулись друг другу. Морзоне и Хмайн подошли к еврокомиссару и его спутнику. Судя по тому, как голоса говоривших становились все громче, Гиттенс и его собеседник категорически отказывались от любых интервью, тогда как журналисты настаивали. В какой-то момент сидевший рядом с еврокомиссаром его спутник просто громко и решительно потребовал оставить их в покое, когда Морзоне пробормотал какую-то гадость, попытавшись снять обоих собеседников на свой телефон. Реакция неизвестного мужчины была мгновенной. Он вскочил и оттолкнул от себя журналиста. Тот упал на пол, и телефон, выпав из его рук, ударился о ручку кресла, разбившись. Морзоне пробормотал проклятье.

– Это переходит всякие границы, – строго произнес Гиттенс, – уходите, господа журналисты.

– Какой мерзавец, – заметила Мадлен.

Морзоне, забрав свой телефон и бормоча какие-то ругательства, сошел с другой стороны вагона. Следом за ним удалился и Рамас Хмайн. Гиттенс недовольно пожал плечами. Было очевидно, что подобные журналисты просто доставали его своими бесконечными вопросами.

– Достаточно посмотреть на этого типа, чтобы все о нем понять, – сказал Дронго.

– Похоже, вы правы, – согласилась Мадлен, – здесь было слишком просто и ясно. Можно я задам вам еще один вопрос?

– Конечно.

– Как вы считаете, как именно я отношусь к вам? Ведь мы познакомились только сейчас. Или этого вы не сможете сказать?

– Смогу, – ответил Дронго, – думаю, что смогу.

Она с интересом взглянула на него.

– Не знаю почему, но я сумел вам понравиться, – спокойно сказал эксперт. – Более того, очевидно, что моя биография и тот забавный инцидент в Париже произвели на вас очень сильное впечатление. Как и наш сегодняшний разговор. Чем я могу только гордиться. Вызвать интерес у такой красивой и образованной женщины, как вы, не каждому по силам…

Она прикусила губу. Молчала. Пять секунд. Десять. Двадцать. И только затем произнесла:

– Это правда. Ваши наблюдения верны и на этот раз. Вы, как всегда, сказали все правильно.

Каждый более или менее известный человек в жизни сталкивается с подобной ситуацией. Особенно она понятна известным спортсменам или актерам, когда назойливое внимание фанатичных поклонниц начинает надоедать. Хотя восторженное отношение к собственной персоне нравится почти всем. И устать от подобного просто невозможно. Те, кто утверждает обратное, либо ханжи, либо лицемеры. Вместе с тем бывает особенно приятно, если на вас обращает внимание поклонница, которая, в свою очередь, нравится вам, и это доставляет известным людям особое удовлетворение. Понятно, что раздражающая кумира поклонница ничего, кроме тщеславного удовлетворения, ему не приносит.