Я посмотрела на подруг. Ротик Мауры был приоткрыт, грудь вздымалась, Карла саркастично ухмылялась.

– Товар явно испорчен, – проговорила она, напоминая мне утренний разговор. – Чезаре своего не упустит. Так вот кто, значит, тот окольцованный капитан. Бедная Голубка.

– Отчего же бедная? И почему мне слышится в твоих словах ирония?

– У до… то есть у кузена, целая коллекция из колец влюбленных дурочек собрана. Нет, он, конечно, парень честный, всегда одаривает в ответ своим перстнем. Золотым таким, печатным, с площадкой по фронтону и гравировкой в виде мертвой головы. Их у него мешок, на вес у какого-то ювелира в колониях купил.

Поцелуй наконец закончился, видимо, синьору Маламоко наскучил массаж ягодиц.

– Любовь моя! – жалобно воскликнула Паола, смахивая с правой щеки слезы.

Левый глаз был сух и полон обожания.

– Как жаль, что вновь пришло время расставания, – напевно изрек кузен, поправляя перевязь, – но твой поцелуй, и твои… – тут он запнулся, будто у него не было полной уверенности, как именно зовут возлюбленную, – моя помокомская роза, очи…

Я мысленно зааплодировала. Не вспомнив имени, повеса изобрел «милое» прозвище. Какое счастье, что Эдуардо не повеса. Какое счастье, что влюбилась я в человека достойного, а не в кого-то вроде кузена Маламоко.

Комплимента Чезаре не закончил: синьорина Раффаэле набросилась на него, почти сбив с ног, и принялась осыпать подбородок мужчины поцелуями. Этот мерзавец, будучи и без того гораздо выше ростом, еще и запрокинул голову, не давая девушке ни единого шанса приникнуть к своим губам.

Маора вздохнула, Карла хихикнула, я разозлилась.

– Тебе пора, любимая, – пробормотал мужчина, отодвигая трепещущее тельце Паолы на вытянутых руках. – Если твое отсутствие заметят…

– Ты разлюбил меня, – уже по обеим щекам девушки струились слезы. – Я видела в твоей гондоле какую-то путтана!

– Куртизанку, – шепнула мне Карла. – Их так иногда называют.

Слово было новым, и я его на всякий случай запомнила.

– Скажи, Чезаре, это моя соперница? Эта желтоволосая шлюха?

Еще одно новое слово. Я буквально поминутно обогащалась знаниями.

– Что ты, глупышка, – почти пропел кузен и чмокнул Паолу в губы, придерживая ее саму, впрочем, на расстоянии. – Никто в моем сердце не займет твоего места, драгоценнейшая…

Он точно не помнил имени!

– Я хочу занять место не только в сердце, – твердо сказала синьорина Раффаэле, – но и в твоем палаццо, твоей постели и твоей жизни.

Так вот как, оказывается, выглядит, когда женщина объясняется первой? Жалко и нелепо. Получается, что, когда я начну говорить о своей любви Эдуардо, он вполне может точно так же со скучающим видом отвернуться, бросая взгляды на темные окна палаццо Мадичи? Ну или что там послужит декорациями нашего объяснения. Нет, Эдуардо не такой. Он опустится на одно колено и дрожащим от восхищения голосом предложит мне стать синьорой да Риальто. И подарит кольцо. А я поднесу ему сандаловую шкатулку, которая сейчас лежит в моем поясном кармашке.

Между тем Паола продолжала:

– Тебе скоро тридцать, Чезаре, это наилучший возраст для вступления в брак. Батюшка теперь не будет возражать и благословит нас.

Серебряные глаза в прорези маски неотрывно были направлены в сторону здания. Мне показалось, повеса не слышит ничего из обращенных к нему слов, однако ответил он вполне сообразно:

– Союз с фамилией Раффаэле сделает честь любому аквадоратскому синьору. Мы вернемся к этому разговору позже, любовь моя.

– Когда?

– Неделя? – Он явно выдумал срок на ходу. – После обряда обручения с морем…