Март только начался, погода была еще зимняя. Снег с земли сошел, а лед на речке держался, и заводь, подобно зеркалу, отливала черно-синим. Впрочем, Руфус легко представил, как все здесь выглядело в прежние времена. Еще мальчиком он мечтал: вот бы возле дома была речка! – но пройтись по окрестностям, поискать таковую времени не выкроил. А теперь эта речка перед ним! Его обожаемые дети, Солон и Синтия, будут просто счастливы! И девочки Фебы, конечно, тоже.

С западного берега Руфусу были видны характерные ямки на берегу противоположном – некогда там стояло три-четыре скамьи. Хозяева и гости усадьбы, перебравшись через речку по пасторальному мостику, отдыхали на этих скамьях, в тенечке. Сам мостик давно обвалился, о нем напоминала только пара столбиков – бывшие сваи; обломки гнилой древесины унесло весенними и осенними паводками. А в прежние времена, прикидывал Руфус, не одно поколение детей плескалось в этой заводи. И Руфусу представлялось, как дети здесь плавают и удят рыбу – сомиков да синежаберных солнечников; в погожие дни эта мелюзга, уж наверное, хорошо просматривается на мелководье с намывами коричневатого песка.

Вот как случилось, что Руфус, последовательно обходя свинарник, колодец и останки беседки с целью определить степень их разрушения и сыскать другие признаки упадка, неожиданно для себя размечтался о временах давно минувших. Религиозность сдерживала его, но мысль уже зародилась: а вдруг он, Руфус, призван восстановить, пусть на одном-единственном участке земли, лучшие элементы прежнего уклада – отбросив грех и суетность, оставив радость и свет?

Итак, Руфус Барнс вместе с семьей в итоге перебрался в усадьбу Торнбро, что рядом с городком Дакла и в двадцати пяти милях от Филадельфии. Фебу Кимбер больше всего радовало малое расстояние между трентонским ее домом и Торнбро – всего шесть миль, пустяк для конного экипажа. Разумеется, близость двух домов способствовала тому, что связь между семейством Кимбер и семейством Барнс установилась как нельзя более тесная. Руфус, не умея, подобно покойному Кимберу, ни ловчить, ни чуять выгоду, был трудолюбив и честен. С прибылью продав долю Кимбера в гончарной мастерской, Руфус вложился в закладные на землю и тем обеспечил Фебе приличный постоянный доход, процент которого доставался ему как душеприказчику и управляющему. Очень скоро на молитвенных собраниях в Дакле местные Друзья стали оказывать Руфусу такое же почтение, каким пользовался в трентонской общине его покойный свояк. Словом, за десять лет, что прошли между водворением Барнсов в усадьбе Торнбро и женитьбой Солона на Бенишии Уоллин, положение семьи изменилось, и весьма существенно, как в материальном, так и в социальном аспекте.

Хлопоты, связанные с возрождением Торнбро если не в первозданном, то хотя бы в сравнимом с ним виде, странно влияли на Руфуса Барнса. Он ощущал послевкусие былого очарования усадьбы. Ни роскошь, ни праздность, ни высокий статус в обществе не впечатляли его; о нет, в Торнбро для Руфуса воплотились отнюдь не эти понятия. От усадьбы слабо веяло стариной, и с чего Руфусу морщить нос, если этот аромат подразумевает красоту? Красота – Руфус это усвоил еще в детстве, из проповедей и Библии, из духовных озарений многих Друзей – самим Господом заложена в каждом его творении, и потому неизменна.

Постепенно, вдумчиво Руфус Барнс возрождал усадьбу, и приметы ее красоты, как обусловленные ландшафтом, так и рукотворные, проступали яснее и яснее. Например, был отремонтирован ветхий каретный сарай – его вычистили и покрасили, а инструменты, еще годные в дело, починили и сложили в пустующем коровнике. Опоры старой беседки убрали, освободив место для беседки новой, столь же изящной и тенистой. Русло прелестной Левер-Крик расчистили и перегородили повыше заводи, чтобы течением не нанесло веток, которые могли бы захламить песчаное дно. Лужайку заново засеяли травой и разбили на ней клумбы прежних форм, с высокой кованой изгороди удалили ржавчину, старый металл покрыли краской. В свой срок усадьба, по крайней мере снаружи, стала прежней – такой ее не видели уже тридцать лет, со времен последнего члена семьи Торнбро.