На пороге Солон обнял мать за плечи и принялся утешать, целуя в нежные щеки:

– Мама, ты ведь знаешь, как сильно я тебя люблю. Разве это расставание? Я буду приезжать, как только позволит служба, и не покину тебя никогда, мамочка.

Свои чувства Солон подтверждал все новыми поцелуями, пока наконец Ханна не вымучила улыбку.

– Да, родной, я это знаю. Не думай обо мне. Тебе надо ехать. Делай, что считаешь нужным. Мы с отцом все понимаем. – Чуть отстранившись, Ханна добавила: – Ну, иди, а то опоздаешь. И помни: когда бы тебе ни захотелось вернуться – нынче же или в любой другой вечер, – здесь тебя ждут. Поступай по своему усмотрению и себе во благо. До свидания, сын мой. Возвращайся, когда сможешь.

Торгово-строительный банк был одним из старейших в Филадельфии: к тому времени как Уоллин достаточно разбогател, чтобы контролировать его, существовал уже целых семьдесят лет. Лица, деятельность которых с ним ассоциировалась, считались в Филадельфии задающими тон – либо в социальной сфере, либо в финансовой. Двое состояли в родстве с Корнелией Уоллин, еще несколько – с самим Джастесом.