- Чего?

- Не знаю. Вдруг я…

Договорить она не успела. Перед глазом вдруг возникло острие клинка, который спустя мгновенье спрятался в просторном рукаве платья. Причем платье было полупрозрачным…

- Это скорее тебе бояться надо, - хохотнула Эрра. – Я из пустынных хабибов. Я и льва могу в схватке убить.

- А… - Лотта икнула. – У вас… все такие?

- А то. Нас мало, и женщины всегда воевали наравне с мужчинами. Две тысячи. Счет на предъявителя. И спрашивай, о чем хочешь. Только погоди, Даньке скажу, а то решит, что я его бросила и весь вечер дуться будет. Оно и не страшно, но задолбет же обидой.

Лотта кивнула.

Она смотрела вслед уходящей девушки, раздумывая над тем, что, возможно, следует сделать героя этим вот… хабибом… и лев будет. Обязательно.

И подвиг героический.

Любовный роман без героического подвига, это что чаепитие без пудинга. Можно, но не вкусно.

В каюту Тойтек вернулся в настроении еще более поганом, чем прежде. Нет, выход на струну был красив. Особенно момент, когда бортовые камеры, прежде чем отключиться, захватили изменяющееся пространство.

Черное пламя.

Зеленые всполохи. И алые ленты, что возникали то тут, то там, чтобы, просуществовав долю мгновенья, растаять. И сердце обмирало от осознания, насколько сложен мир. И пожалуй, злило, что никто-то из зевак, заполнивших собой палубу, до конца не осознавал, сколь удивительно само явления перехода.

Скольжения по струне.

Преодоления расстояний воистину необъятных разумом в столь короткое время. Они смотрели. Пили. Ели. Говорили. Обменивались бессмысленными мнениями. Тупое стадо.

И Тойтек стал частью его.

- Не злись, - дверь каюты закрылась беззвучно, и столь же беззвучно развернулась охранная система. – Прогресс у тебя очевиден, а значит, перспективы неплохие.

Его вытащили из кресла, легко, будто уродливое нынешнее тело ничего-то не весило. Затем бесцеремонно раздели.

Разложили на столе.

И это было столь унизительно, что Тойтек сделал единственное, на что был способен – закрыл глаза. Следующие полчаса было неплохо, а вот потом…

- Терпи. Боль нормальна. Боль говорит, что ты восстанавливаешься, - он был спокоен и методичен, его мучитель, скатывая и раскатывая несчастное тело, выворачивая суставы, доводя кости до той точки, когда еще мгновенье и они треснут.

А потом, когда на спину упала простынь, показавшаяся вдруг невыразимо тяжелой, Тойтек вновь задышал. И дышалось легче.

- Со временем привыкнешь. Полегчает.

Кахрай обошел стол и наклонился к самому лицу. Вперился бледным взглядом.

- Ур… - первый звук, что вырвался из горла, удивил самого Тойтека.

- Видишь, уже помогает, - бледные губы растянулись в подобии улыбки. – Как тебе наша знакомая?

Это какая?

Ах… рыжая… несерьезная глуповатая особа, которая, как и многие женщины, мнит себя центром вселенной. Тойтек бы так и ответил. Если бы мог.

- Тоже показалась подозрительной, - Кахрай кивнул.

Она?

Подозрительна? Да, в какой-то момент, но это потому, что в нынешнем положении Тойтек склонен переоценивать опасность. А какая там опасность? Эти рыжие кудряшки. Веснушки. Широко распахнутые глаза, в которых читался искренний детский восторг.

- Согласен… писательница… ага…

Кахрай при всем весе своем умудрялся передвигаться бесшумно. Он будто скользил над полом, чтобы остановиться то тут, то там.

Передвинул стул чуть левее.

Расправил толстое покрывало на диване. Сдвинул вазочку с цветами от центра. Застыл над аппаратом.

- Кофе тебе нельзя. Чай тоже. А трав я заварю.

Травы его, состав которых Кахрай отказался выдавать, на вкус были редкостной гадостью.