Третий предмет, логика, оказался для нее совершенно чуждым. На кэцзюй предлагались логические загадки. Рин попрактиковалась на пробных задачах. Первый вопрос гласил: «Ученый, путешествующий по наезженной дороге, миновал грушу. На дереве было так много плодов, что ветки сгибались под их тяжестью. Но он не собрал груши. Почему?»

Потому что это не груша, тут же решила Рин. Потому что дерево принадлежит тетушке Фан, и она размозжит путешественнику голову лопатой. Но эти ответы не содержали ни морали, ни условий загадки. Ответ должен содержаться в самом вопросе. Должна быть какая-то ловушка, противоречие в условиях.

Рин долго размышляла, прежде чем ее осенило: если по дороге ездит много людей, то с фруктами что-то не так.

Чем больше она тренировалась, тем больше рассматривала вопросы как игру. И разгадывать их было очень интересно. Рин чертила в пыли диаграммы, изучала структуры силлогизмов и запоминала часто встречающиеся логические ловушки.

Самым трудным предметом оказалась классическая литература. Она была исключением из расписания – классиков Рин изучала каждый день.

В этой секции кэцзюй требовалось процитировать, проанализировать и сравнить тексты из списка двадцати семи книг, написанных не на современном языке, а на старониканском, печально знаменитом непредсказуемыми грамматическими конструкциями и сложным произношением. Книги содержали поэмы, философские трактаты и эссе по искусству управления государством авторства легендарных ученых Никана. Предполагалось, что они должны очертить мораль и характер будущего государственного деятеля. И все эти книги без исключения были безнадежно запутанными.

В отличие от логики и математики Рин так и не сумела понять классиков. Это требовало базовых знаний, которые большинство учеников накапливали с тех пор, как научились читать. За два года Рин предстояло освоить то, что другие учили пять полных лет.

И для этого она выработала необычную систему запоминания.

Бродя по старым стенам, окружающим Тикани, она читала книги задом наперед. Декламировала скороговоркой, перепрыгивая по сваям через озеро. Бормотала себе под нос в лавке, раздраженно огрызаясь, когда покупатели что-то просили. Она не разрешала себе заснуть, пока не повторит дневной урок без запинки. Она просыпалась, шепча классические тексты, и это пугало Кесеги, который решил, что она одержима призраками. В каком-то смысле так и было – Рин снилось, как давно умершие люди читают старинные поэмы, и она просыпалась в холодном поту, когда не могла их правильно вспомнить.

«Небесный Путь влечет по кругу, не воздвигая преград, и потому все сущее свершает в нем свою судьбу. Путь предков влечет по кругу, не воздвигая преград, и потому весь мир ему покорен. Путь мудрецов влечет по кругу, не воздвигая преград, и потому все живое в пределах морей ему послушно».

Рин отложила трактат Чжуан-цзы и нахмурилась. Она не только не имела понятия, о чем пишет Чжуан-цзы, но и не могла разобраться, зачем писать с таким раздражающим многословием.

Из прочитанного Рин понимала не много. Даже ученым с горы Юэлу непросто было понимать классиков, а Рин и подавно не стоило рассчитывать самостоятельно найти смысл в этих текстах. А поскольку времени, чтобы глубоко покопаться в этих книгах, у нее не было, и она не сумела придумать мнемоническую систему для запоминания, то пришлось просто зазубрить книги слово в слово в надежде, что этого хватит.

Она повсюду ходила с книгой. Училась за едой. А когда уставала, воображала картины самого страшного будущего.