Дамиен уехал, не дожидаясь ужина. Собственно, он много и не потерял: креветки с соусом – полуфабрикат из Костко – и картофельное пюре.

– Мам! У нас есть семейные альбомы? – спрашиваю после чая и односложных ответов на односложные вопросы Дэвида о перелёте.

– Есть. А что это ты вдруг заинтересовалась? – и во взгляде усмешка.

– Захотелось взглянуть на себя в детстве, – отвечаю, не моргнув.

– Или на Дамиена?

И я краснею. Чёртовы предательские щёки.

– Зачем он мне нужен, мам?

– Он изменился, правда? – с гордостью.

И мне эта гордость не то, что неприятна, у меня, кажется, шею свело, от вида материнских восторженных глаз.

– Возмужал! Такой крепкий стал, красивый! Учится хорошо, драться совсем перестал.

– Да уж! – не выдерживает Дэвид. – Конечно, перестал!

– Ну, по крайней мере, совсем не то, что раньше было. Теперь он взрослый и мудрый, научился контролировать себя, сдерживаться. Ну а то, что морду набил тому парню…

– Брэндону! – подсказывает отчим с возмущением.

– Да, Брэндону, так тот сам виноват! Нарвался!

– Брэндон как раз за честь сестры заступился!

– Да какая там честь, Дэвид! Они ж дети ещё: сошлись – разбежались! В этом возрасте у всех так, что ж Дамиену жениться что ли на ней нужно было?

– Если взял на себя обязательства за девушку – отвечай!

Дэвид либо не в духе, либо с Дамиеном у них, как у двух самцов на одной территории, имеются разногласия. Но в целом мне нравится то, что говорит отчим.

– Ерунда это всё! – не унимается мать. – Дамиен всё правильно делает. Молодец он у нас.

Мне аж тошно. Вот прямо вывернуло бы.

– Так что там с моими фотками?

– Посмотри под телевизором в тумбочке – там должны быть и твои, и Дамиена.

Семейный фото-архив находится почти сразу, и только я собираюсь уединиться, как мать выхватывает альбом Дамиена из моих рук:

– Давай вместе посмотрим, я сто лет их не видела! – восклицает.

Надо сказать, братец действительно очень сильно изменился. Обычно люди легко узнаваемы, пусть и вырастают почти в два раза, но Дамиен совсем не похож на себя в детстве. На фото он – мальчишка с дерзким плутовским взглядом и соответствующей ухмылкой, сейчас – мужчина. И хотя мне неприятно это признавать, взгляд у него умный и гораздо более глубокий, чем можно было бы ожидать.

Но если рассуждать по совести, то и меня ведь теперь не узнать. На фото я – девочка с распущенными каштановыми волосами, частично беззубая и настолько худая, что подвздошные кости и ключицы не просто выпирают, а выглядят анатомическим пособием. А в глазах – Вселенская Ненависть. Снимок был сделан Дэвидом всего за пару недель до «того случая» и моего отъезда. Это был пикник в Роки-парке: мы вчетвером и ещё несколько семей на зелёной поляне. Дэвид сфотографировал нас, когда вся компания детей играла в волейбол, и я чётко помню, как это пресмыкающееся с вечной грязью под ногтями, по имени Дамиен, почти всё время «случайно» попадало в меня. Ага, ему было двенадцать, как и мне, и метнуть мяч он мог уже очень сильно. Настолько, что у меня болел живот, ноги, руки, да всё вообще. Братик дважды норовил попасть в мою, только начавшую расти, грудь, но я успевала прикрыться, совершенно уже наплевав на счёт очков. Его сокомандники ржали, как кони, а мои ругали меня, пока не выгнали. Да! Я не очень хороший игрок в волейбол. И бейсбол. И сокер. Да я вообще терпеть не могу эти тупые обезьяньи развлечения, лучше книжку почитать! Такое фото в альбоме тоже есть: я сижу, скрючившись, на красном складном стуле. У него ещё надпись на спинке была Canada и кленовый лист посередине – до сих пор помню.