С того момента Ева буквально взбесилась, превратилась в фурию, выдумывая всё новые и новые способы досадить, а мне думать больше было ни к чему: я чётко знал, что нужно делать, и девочки с этого момента не переводились. Я не любил целоваться и с трудом понимал, что, вообще, девчонки находят привлекательного в этом слюнявом акте, но мне до безумия нравилось делать это на глазах у Евы – раз за разом повергать её в «то самое состояние». И это было до безобразия забавно: я делал поистине ужасные вещи, как только ни унижал её, чего только ни творил с ценными для неё вещами и событиями, но ничто из этого не производило такого мощного эффекта, как мои поцелуи с девчонками.

Ревность! Банальная ревность оказалась её Ахиллесовой пятой.

В конце концов, она спустила меня с лестницы, и всё закончилось. Её устранили, убрали из нашей жизни, отправив жить к бабке в Австралийский город Брисбен.

– А где Ева? – спрашиваю я Энни, обнаружив свои вещи в комнате сестры – моей старой комнате.

– Мы отправили её в Брисбен, Дамиен.

– Навсегда? – и моё сердце в прямом смысле останавливается.

– На то время, пока она не научится вести себя по-человечески, мой дорогой! – Энни целует мой лоб, а я резко уворачиваюсь, испытывая эмоции, очень похожие на физическую боль.

Дом стал пустым и скучным, а жизнь – лишённой смысла, цвета, вкуса и запаха.

Still Corners – The Trip

Ева:

В субботу мать возвращается из Костко, подозрительно перегруженная пакетами.

– Помочь? – спрашиваю.

– О! Это было бы просто замечательно, Ева! – её глаза загораются. – И знаешь, мне также потребуется помощь с готовкой. Сможешь?

– Смогу. Намечается мероприятие?

– Да. Сегодня мы с Дэвидом хотели бы сделать то, что должны были уже очень давно, но… – и мать вдруг осекается. – В общем, не важно. Узнаешь за ужином.

Наряду с множеством пластиковых боксов, набитых овощами и фруктами, мои руки вытягивают две упаковки мужского белья. Men`s boxers – говорится на коробках с синими трусами двух разных размеров. Если те, что побольше, для Дэвида, то кому предназначаются те, что меньше?

– Ма! Ты что?! Трусы ему покупаешь?

– Кому «ему»? – спокойно уточняет мать. – Своему мужу или своему сыну?

– Дамиену!

– Да, покупаю. А что в этом неправильного? Кто-то же должен о нём заботиться!

– Думаю, о его потребностях очень хорошо пекутся там, где он ночует!

Это был неосторожный выпад. Хорошо, что предмета обсуждения не было дома, иначе меня совершенно точно обвинили бы в ревности. Беспочвенно! Беспочвенно?

– Запомни дочь: никто и никогда не будет заботиться о нём лучше, чем мать!

– Да какая ты ему мать? – вскидываюсь.

– Какая есть! – рявкает в ответ.

– Ну да, – говорю, – если сравнивать со мной, то для него ты действительно мать!

– Ева! Опять ты за своё! – шипит. – В девицу вымахала, грудь отрастила, а ума, я смотрю, так и не набралась!

Это грубо. Обидно и незаслуженно. Но я никогда не признаюсь в этом вслух.

– Ты перегибаешь палку со своей заботой, – отвечаю ей, призвав всё спокойствие Космоса.

– Я делаю то, что считаю нужным! И не тебе указывать, как мне поступать!

Спустя пару минут добавляет:

– Кроме того, у нас сегодня гости и очень важный вечер. Сделай над собой усилие, побудь хоть раз в жизни «милой» – прикуси язык!

– Как мне тогда есть?

Один многозначительный взгляд объясняет, как именно, и не оставляет желания продолжать дискуссию.

– На кухне справлюсь сама. Найди что-нибудь поприличнее из одежды и сними уже эти джинсы, наконец!

Когда дверь в холл открылась и явила «гостей», я едва не подавилась собственным языком. Тем самым, который мне было велено прикусить.