— Ты, прям как политрук… — покрутил головой старшина.

— А я за ним и повторяю… — не стал отрицать Семеняк. — Весной сорок второго, когда под Ржевом землю грызли, наш батальонный комиссар Юркив так говорил. Хорошо сказал, душевно… вот и запомнил. Представляешь: мясорубка такая, что только ошметки летят. И наши, и фрицы раненых и убитых тысячами каждый день считают, а Андрей нам о милосердии толкует. Умный был мужик, башковитый. До войны в университете историю преподавал…

— Был?

— В марте сорок третьего погиб. Один день до своего сорокалетия не дожил.

— Тогда, понятно. Уговорили, — расправил усы Телегин. — Встречу Адольфа, не стану стрелять. На цепь возьму, намордник надену, а дальше пусть народ и партия решает: лечить или казнить.

— Ну, самого Гитлера и прибить не грех… — Степаныч сплюнул. — Хотя — живым взять, конечно, больше толку.

— Аккуратнее, — проворчал старшина. — Расплевался… А убирать мне.

— Извини. От одного имени во рту противно стало, как кизяк пожевал… Мне Коля как-то рассказывал, что в Турции такой закон раньше был. Преступника сажали в бочку с дерьмом, так что только голова торчала и возили весь день по городу. А стражник время от времени саблей над бочкой помахивал. И злодей тот, чтоб голову не потерять, весь день в нечистоты эти и нырял… Вот бы фюрера с его генералами так?.. Да не на один день, а пока жители всех стран, городов и деревень, где они напаскудили, где кровь человеческую пролили, не увидят их изгвазданные в дерьме морды.

— Здорово… — восхитился Телегин. — Ну ты дал, Степаныч. Молоток… Отличная придумка. Да-а, от такого зрелища, наверное, многих отпустило бы… Надо будет нашим командирам сказать, может, выше доложат? Так сказать, инициатива, почин рядового состава…

— Сами сообразят. Не дурнее нас будут… — отмахнулся ефрейтор Семеняк. — Ну, что? Хватит? Вряд ли дальше искать станут. От ищеек наши старания все равно не уберегут, а человеку ни в жизнь не найти.

— Согласен, — кивнул старшина. — Лучше не сделаем. Махоркой притрушу и побежим догонять… Наши-то, небось, уже у ручья отдыхают.

* * *

Группу догоняли не таясь, поэтому оставленный в дозоре Гусев увидел их первыми. Иван вышел из-за дерева, метрах в десяти и поднял руку, привлекая внимание.

— Давайте сюда, братья славяне. Наши вон там расположились… — старший лейтенант кивнул направо.

— Регулировщик, выискался… — проворчал старшина. — А то я дыма не чую… Не рейд, а воскресная прогулка.

— Не бухти, Кузьмич, — вступился за давшего послабление командира Семеняк. — Люди вторые сутки без горячего... Да и задание мы уже выполнили. Теперь только своими жизнями рискуем.

— А у тебя, Игорь Степаныч, их несколько?.. — не сдавался Телегин. — Что ты готов  расстаться с одной из них за банку разогретой тушенки?

— Не знаю, как насчет дыма, а твое ворчание, старшина, точно за пять верст слыхать… — Малышев махнул рукой, давая понять, что доклад не нужен. — Присаживайтесь. Отдыхаем. Фрицам сейчас не до нас. А если фронт и в самом деле вскоре сдвинется, так и вовсе курорт...

Старшина придирчиво осмотрел место привала, но не нашел к чему придраться.

Костерок разложили грамотно, между корнями ясеня. Вообще-то сухой хворост почти не дает дыма, зато столб горячего воздуха, если уметь смотреть, заметен с расстояния в пару километров. А при таком способе разведения огня, дымок тянется вверх, по стволу дерева и рассеивается листьями. Только запах и остается… Но тут уж ничего не попишешь. Придется надеяться, что с подветренной стороны никто чужой сейчас не лазит.