Никаких официальных полномочий расспрашивать, а уж тем более допрашивать инструкторов Игорь не получал. Беседовал с бойцами, которых отбирал для отправки в тыл врага для создания диверсионных групп и решения задач зафронтовой разведки. А в оставшееся время брался за тех инструкторов, кто шел на контакт. Угощал водкой, виски, сигаретами, привозил консервы – чтобы не с пустыми руками, а за столом можно и потрепаться о самом разном. Обсудить подруг, жен, которые имеются у наемников, баб, скрашивавших армейский быт тут, в Старичах.

Полигон создавали по натовскому образцу, но внутри казарм и в столовой все равно пахло советской учебкой. И шторы в столовке розоватые, присборенные, и плац в трещинах, и ворота серые, унылые на въезде… Разве что герб на них украинский – жовто-блакитный, а не советский. И порядки здесь жесткие, хотя для инструкторов – вольница. Им никто не осмелится сделать замечание.

Две недели назад Игорь, поработав индивидуально с десятком бойцов, уже принявших присягу, направился к инструкторам. Угостить, потрепаться. Как обычно. Приучал их к своим визитам постепенно, как делают с необъезженными лошадьми. Сперва на них ложатся поперек крупа, чтобы конь не увидел всадника, даже скосив глаза, чтобы обвыкся с весом человека, затем садятся, но пригнувшись. Все делают очень медленно, прежде чем пришпорить и пустить в галоп.

Он шел к общаге, где разместились инструкторы, все еще погруженный в мысли о недавних беседах с парнями, прибывшими позавчера из Ровно. С каждым Игорь разговаривал наедине в «ленинской комнате» (иначе назвать это рекреационное помещение с ворохом зачитанных журналов и газет на полированном столике язык не поворачивался). Пара бойцов явно представляла вербовочный интерес. Служили срочную в спецназе, один неплохо знал английский, другой – французский. Замотивированные, патриотичные, но без фанатизма, все в них в меру: цинизма и здравого смысла.

«В куче кизяка блеснула жемчужина», – пересекая плац, зеркально отражавший небо после недавнего дождя, радовался Игорь и тому малому, что теперь приносила работа.

На деревьях в аллее за плацем багряно краснели тонкие ветки, наливавшиеся весенними соками, и воздух был пронзительным, с тонкой примесью солярных выхлопов, долетавших сюда с полигона, где шли занятия. Били по барабанным перепонкам отдаленные взрывы, позвякивали окна в общаге, куда он зашел.

Не все в этот час были заняты работой с молодняком. Некоторые наемники сами только прибыли. В коридоре валялись армейские рюкзаки, набитые до предела. К привычным запахам казармы: пота, кожи, резины (от небольшого спортзала с прорезиненным полом), оружейной смазки, уайт-спирита, табака – примешивался сладковатый дымок марихуаны. Им всё позволяют. Он не удивился бы, что и марихуану кто-нибудь из полигонного руководства самолично подвозит.

Где-то в конце коридора бубнил телевизор по-английски. Слышалась польская и французская речь. В отдалении вскрикивала женщина. И так все было буднично, между делом, что Игорь едва сдержался, чтобы не плюнуть от досады.

Сидящий в коридоре на широком подоконнике высокий очень смуглый мужчина в потертом камуфляже с дымящейся сигаретой, зажатой в уголке рта, глазом не повел на проходившего мимо Игоря. Поставив одну ногу на подоконник, смотрел в окно.

– Привет! – сказал Игорь по-английски. – Новенький?

Незнакомец обернулся, продемонстрировав худощавое мрачное лицо с голубыми глазами, и кивнул. При его угрюмости это выглядело, как ни странно, приветливо.

– Игорь. – Разведчик протянул руку и ощутил очень крепкое рукопожатие.