Быстрым движением усадив Есению к себе на колени, он прижался лицом к ее груди и, почувствовав уже знакомую упругость, почти обезумел, целуя ее прямо через ткань. Его губы мгновенно наткнулись на что-то еще более упругое – это потревоженный сосок с готовностью откликнулся на его ласку, приподнимаясь ему навстречу. Леонид крепко обхватил его губами и сжал.

Есения вздрогнула, тело ее напряглось, а руки судорожно прижали голову Леонида к груди.

«О боже, она не против!» – безумная надежда налила тело Леонида несгибаемой силой. Чуть не оборвав все пуговицы, он одним движением расстегнул ее кофточку, и освобожденная грудь скользнула по его губам. Не в силах больше сдерживаться, он припал к ней в страстном поцелуе.

Есения, запрокинув голову, прерывисто вздохнула и, выгнувшись ему навстречу, сильнее прижала к его губам нежную вершину своей упругой груди. Чем неистовее он ласкал ее, тем сильнее она прижимала его голову к себе.

Через несколько сумасшедших мгновений он почувствовал, как шевельнулись и ожили ее бедра, инстинктивно ищущие более тесного контакта с ним. Едва сдержав стон, он скользнул рукой вверх по внутренней стороне ее бедра. Но тут ее тело среагировало совсем не так, как он ожидал: Есения резко вскочила с его колен, чуть не вывернув ему руку, и молча кинулась от него прочь.

Оторопев на секунду от неожиданности, Леонид рванулся за ней следом.

Несколько раз он догонял ее, но она вырывалась с каким-то обреченным упорством. Ее обнаженная грудь, немыслимо красивая, вздымалась не то от страха, не то от бега.

Есения мчалась по берегу у самой кромки воды и вдруг, споткнувшись обо что-то, упала в воду.

Здесь он ее и настиг.

Барахтаясь на мелководье, он обхватил Есению за талию и, удерживая ее на месте, пытался успокоить:

– Да что с тобой?! Если не хочешь – я не буду принуждать тебя! Ты чего испугалась? Или… у тебя этого никогда не было?

И уже предчувствуя ее ответ, но еще боясь его спугнуть, он начал таять от счастья и нежности к этой девочке…

Едва слышно она выдохнула:

– Да…

Он прижал всю мокрую и дрожащую Есению к себе, покрывая ее лицо поцелуями, и шепотом поклялся ей на ухо:

– Я никогда не возьму тебя силой, любовь моя, и никогда не сделаю тебе больно!

Есению била дрожь.

– Дуреха, ты же вся вымокла, еще не хватало, чтобы ты простудилась! – сказал он, обхватив ее плечи и стараясь согреть своим телом.

Никакой речи о том, чтобы она шла в таком виде к Охмнетычу, не могло и быть. Они выбрались из воды и побежали вдоль берега к санаторию.

Все уже спали. Леонид тихонько открыл окно, оставленное незапертым днем, и помог Есении вскарабкаться на подоконник.

Быстро стащив с себя мокрую одежду, Леонид остался в одних плавках и повернулся к Есении. Она стояла у окна не двигаясь и только подрагивала от озноба.

– Есения, тебе нужно раздеться, ты простудишься, – сказал Леонид и начал снимать с нее мокрые кофточку и юбку, складывая их на журнальный столик.

Когда на Есении остались лишь кружевные трусики, он нерешительно остановился. Свет луны, пробивающийся сквозь ветви деревьев в комнату, окутал серебристым сиянием тело девушки.

Накинув на Есению большое пушистое полотенце, Леонид коснулся края ее трусиков и предложил:

– Сними и это и ложись под одеяло – тебе нужно согреться. Я тебя не трону… Если хочешь, я даже могу поспать в кресле.

Последнее предложение было большой жертвой с его стороны, к тому же он всегда был согласен с северной традицией, считающей, что лучшим средством при переохлаждении является не одеяло, а «грелка во все тело».