Время от времени вспыхивали перебранки: кто-то кому-то наступил на ногу, кто-то не уступил старушке место, и окружающие набрасывались на виновника, как свора голодных собак.

«Ни одного улыбающегося лица! – печально размышлял Оболенцев. – Довели народ…»

Однако оставалось совсем немного времени до встречи с Ярыгиным, и следовало продумать все способы для того, чтобы уговорить друга пожертвовать своим отпуском, полученным за два, а то и за три года, и заняться делом, которое им не удалось довести до логического конца несколько лет тому назад.

Оболенцев с трудом выбрался из электрички, получая вполне ощутимые тычки в спину от разгневанных «добытчиц» с рюкзаками и необъятными сумками, заполонившими не только салон вагона электропоезда, но и все тамбуры.

«Прет, как оглашенный!», «Сила есть, ума не надо!» – это были самые безобидные реплики.

На перроне Оболенцева никто не встретил. Вместе с ним сошло совсем немного людей. Основная масса ехала дальше. Но и те, кто вышел, были под завязку нагружены продуктами.

«Если за пятьдесят километров от Москвы уже ничего нет в магазинах, то что же творится в глубинке? – задал себе сакраментальный вопрос Оболенцев, на который сам же и ответил: – То же самое – ничего!»

Он подождал, пока схлынет толпа нагруженных, подобно вьючным животным, местных жителей, и вновь огляделся.

Но ни у первого, ни у последнего вагона Ярыгина не было.

Чертыхаясь, Оболенцев направился к автобусной остановке, но стоило ему сойти с перрона, как он сразу заметил стоящего возле мотоцикла Ярыгина.

Тот тоже увидел Оболенцева и энергично замахал ему ярко-красным шлемом. Второй такой же, предназначавшийся для Оболенцева, висел на руле мотоцикла.

Этот крепыш в кожаной куртке, похожий на революционного комиссара, всегда вызывал в Оболенцеве только светлые чувства – от друга шел поток положительной энергии.

Ярыгин, оборачиваясь и поглядывая на мотоцикл, рискнул пойти навстречу Оболенцеву.

Друзья крепко обнялись и троекратно расцеловались.

– Вроде не похудел! – ревниво оглядывая Оболенцева, заметил приятель. – Всю валюту небось на еду потратил?

– На наши суточные там не разгуляешься! – усмехнулся Оболенцев. – Один раз поесть в кафе, даже не в ресторане. Пришлось брать с собой обычный паек командированного плюс кипятильник.

– Где наша не пропадала – садись, прокачу! – Ярыгин кивнул на заднее сиденье мотоцикла.

Оболенцев надел шлем и поудобнее уселся на заднем сиденье.

– Ты почему не встретил меня на платформе? – поинтересовался он, вспомнив о своих мытарствах.

– Попробуй оставь мотоцикл без присмотра! – грустно заметил Ярыгин. – Мигом упрут!

Оболенцев расхохотался.

– И это у лучшего опера? – удивился он.

Ярыгин так рванул с места, что дальнейший разговор стал невозможен. К тому же у мотоцикла не было глушителя и он трещал, как крупнокалиберный пулемет. Да и неровности дороги не располагали к беседе, особенно когда несешься во весь дух.

Оболенцев уже знал манеру езды друга. Тот в свое время занимался гонками и уверенно перескакивал рытвины, лихо брал повороты, почти не снижая скорости, так что Оболенцеву приходилось крепко к нему прижиматься, чтобы ненароком не вылететь из «седла».

Компания «трудных» подростков с сигаретами в зубах замерла как вкопанная, всматриваясь сквозь клубы пыли в быстро удаляющийся мотоцикл.

А Ярыгин уже совершил последний вираж и резко затормозил возле подъезда одной из хрущоб.

Когда смолк треск мотоцикла, Оболенцев почувствовал себя, как солдат после тяжелого боя с превосходящими силами противника. Он с таким блаженством внимал тишине, что Ярыгин не выдержал и рассмеялся.