Оболенцев с нежностью посмотрел на жену друга, которая поражала его отсутствием в ней меркантильности, наивностью, верой в добро.

«Вот такую тебе надо было искать, – грустно подумал он, – а ты погнался за красотой, длинными ногами, стройной фигурой».

Маша устало зевнула, и Оболенцев воспользовался случаем, чтобы договориться с Ярыгиным о дальнейших шагах по распутыванию сложного дела.

– Может, мы отпустим хозяйку отдохнуть?

– Конечно, Машенька! – обрадовался Ярыгин. – Иди-ка ты баиньки. Тебе надо выспаться, завтра у тебя утренняя смена, рано вставать, а ребенку нужна здоровая мама, с крепкими нервами.

Маша была рада возможности отдохнуть, к вечеру она чувствовала себя сильно уставшей.

Она попрощалась с Оболенцевым и удалилась в спальню, где только кровать и осталась – вся мебель была вынесена в гостиную.

Мужчины, оставшись одни, молчали.

Оболенцев смотрел в окно на черное, без единого просвета небо, прислушиваясь, как дождь ритмично барабанит по карнизу.

А Ярыгин, прикрыв на всякий случай дверь, рассматривал кухню, словно прикидывал, во сколько ему обойдется ремонт. Особенно его заинтересовал опасно нависший над газовой плитой кусок штукатурки.

Внезапно Ярыгин очнулся и засуетился. Он достал фаянсовые кружки, поставил их на клеенку канареечного цвета с разноцветными кружочками. Затем извлек большой кофейник и заварил крепчайший кофе.

– Куда тебе ехать в такой ливень. Оставайся у нас. Обговорим все как следует.

Веки у Оболенцева смыкались. Бессонная ночь брала свое. Но ему очень хотелось довести разговор до конца.

– А кто-то здесь сказал что-то против? – подражая одесскому акценту, проговорил Оболенцев. – Я могу и в кресле спать, особливо после такого коньяка. А если еще и кофе угостят с остатками этого божественного напитка, то будет совсем хорошо.

Заваренный кофе Ярыгин разлил по чашкам.

Оболенцев, не любивший очень горячий кофе, стал дуть на него, а приятель, воспользовавшись его молчанием, опять усомнился в предстоящем деле.

– Действительно у тебя ценный дар! – удивленно повторил он. – Любого уговоришь. Вот только информатор у тебя на сей раз уж больно ненадежный… Прокольчик может получиться.

Ярыгин весело посмотрел на Оболенцева. Тот неуверенно пожал плечами, мол, поживем – увидим.

– Нет, скажи, – не отставал он от друга, – как ты в конторе объяснишь: бывший делец, к тому же откинувший копыта в совдеповской тюрьме, передает из-за рубежа ценную информацию… Да тебя…

И Ярыгин многозначительно провел ребром ладони по горлу.

– Ну, ладно, хватит куражиться, – перебил его Оболенцев. – С информатором ты прав. Мне, может, ничего в конторе и объяснять не придется, Майеру нет смысла клепать на других… А потом, если все подтвердится, мы найдем процессуальные основания для возобновления следствия.

– Они же его обобрали как липку. Унизили! Желание отомстить – достаточно сильный стимул.

– Ему нет смысла врать! – вновь повторил Оболенцев. – Он рискует куда больше, чем мы. Пока что мы себе только прогулку на юг устраиваем, а он уже является носителем очень горячей информации…

Кофе подостыл, и Оболенцев стал жадно пить, предварительно плеснув в чашку немного коньяка.

– Кстати, дорогой мой друг Ваня! – шутливо добавил он. – В отпуске надо иногда посещать курорты… К тому же у тебя билет, если мне не изменяет память, бесплатный…

– Билет-то бесплатный, – ворчливо заметил Ярыгин, – а суточные кто оплатит? Майер?

– Ну, о суточных не беспокойся, это я беру на себя! – пообещал Оболенцев.

– То-то у меня вчера левый глаз чесался! – неожиданно озорно воскликнул Ярыгин. – Не-ет! Помнит Бог о младенцах, пьяницах и операх.