Тем временем слабеющим взором Хорти осматривал суровые в своем величии вершины Альп, открывающихся по ту сторону широкой горной долины. Семидесятишестилетний правитель Венгрии прекрасно знал, что его называют то «сухопутным адмиралом», «то адмиралом без флота» или «регентом без короля и королевства».

Однако все это Хорти воспринимал с неизменно холодным высокомерием на почти неподвижном худощавом лице с отвисшими щеками и «индюшиным» подбородком. Высокомерие – вот что он по-настоящему сумел приобрести на посту регента, и вот, что давно роднило его с австро-внгерским аристократом Анташем, единственным человеком, который знал, что самая большая слабость сухопутного адмирала – это горы, в которые он, обитатель равнинной Венгрии, был влюблен очень давно, и с каждым годом все безнадежнее.

Граф и в самом деле был единственным, кто давно обратил внимание, что стены покоев адмирал-регента увешаны не морскими пейзажами и романтическими видениями парусов, а суровыми в большинстве своем заснеженными вершинами гор.

– Это были не переговоры, Анташ, – мрачно проговорил адмирал, подступая к самому обрыву, словно собирался метнуться с него в бурные воды грохотавшей где-то внизу, в глубине каньона горной речушки.

– Считаете это обычной встречей?

– Я – в том смысле, что так переговоры не проходят. На высшем уровне так международные встречи не организовывают, и на переговорах так себя не ведут.

– А ведь Гитлер и не приглашал вас для переговоров, господин адмирал. – О чем бы этот отпрыск древнего дворянского рода Анташей ни говорил, на лице его всегда вырисовывалась улыбка, преисполненная презрения ко всему, что он видел и что слышал; ко всему, что пытались доказывать ему, и даже к тому, что утверждал он сам. – Он не для разговоров с вами заманивал вас в Германию.

Кароль Анташ сам считал себя наследником трона, чья родословная якобы восходила к роду первого венгерского короля Иштвана Святого и даже какой-то там ветвью – к самому князю Арпаду[18]. Однако сорокалетний Анташ прекрасно знал, что официальным преемником Миклоша Хорти парламент уже назначил его сына, и тоже Миклоша. И что в обозримом будущем страна его вряд ли сумеет вернуться к облику полноценной европейской монархии и взлелеять в стане своей аристократии новую королевскую династию.

Но даже если это произойдет, шансов оказаться в короне у него, графа Кароля Анташа, практически нет. Причем сразу по нескольким очевидным причинам. Одна из них – твердое убеждение венгерской элиты в том, что Анташ специально оставил Вену и втесался в доверие Хорти, чтобы пробиться к трону. А допустить этого нельзя, поскольку он вновь загонит несчастную Венгрию под австро-венгерскую, или – что еще хуже – под австро-венгро-баварскую корону.

Именно это обстоятельство заставляло Анташа, с одной стороны, с чувством претендента на трон иронично относиться к регентскому правлению адмирала Хорти, а с другой – всячески поддерживать его реноме правителя, дабы никогда не увидеть на этом посту, не говоря уже о пустующем троне, одного из своих врагов и завистников.

К тому же Анташ помнил, что до войны, почти в течение трех лет, вел переговоры с Муссолини и с представителями осевшей в Италии Савойской королевской династии об избрании на венгерский трон одного из ее представителей. Это раздражало Гитлера, который очень опасался, что Венгрия, к тому времени самый надежный союзник рейха, полностью окажется в сфере влияния дуче Муссолини. И такие настроения в придворных кругах регента действительно преобладали: отдаленная от границ Венгрии, слабая в военном отношении Италия казалась венграм предпочтительнее нависающей над страной Германии, которая после аншлюса Австрии вполне могла возжелать и другую часть бывшей Австро-Венгерской империи.