Студенческие годы шли своим чередом, Сергей учился легко, занимался в научных кружках, по-прежнему много читал. Он чувствовал себя повзрослевшим и часто задумывался, какие перемены ждут его после окончания вуза.

Со сверстниками Сергей часто обсуждал проблему, как жить, чем заниматься, к чему стремиться. Сокурсники по этому поводу имели разные мнения: кто-то хотел поступать в аспирантуру, кто-то мечтал о конструировании сверхсовременной, опережающей время радиоаппаратуры, некоторые не задумывались о будущем, настроившись спокойно плыть по течению жизни.

Чистенький и аккуратный Вадик Кабаргин был единственным, кто собирался стать большим начальником. Правда, эту мысль он высказал только однажды, в колхозе после первого курса, когда они узкой компанией сидели у ночного костра, ели печеную картошку и пили крепкий портвейн, купленный специально снаряженным гонцом в сельмаге за три километра. Тогда его высмеяли, и он замолчал, тем более что после второго семестра у него оставался «хвост» еще за первый, и возможность выдвижения в крупные руководители, наверное, даже ему самому в тот момент казалась малореальной.

Но потом Кабаргин выучился виртуозно шпаргалить, умело пользоваться помощью сильных студентов (особенно часто он обращался к Элефантову), активно занялся общественной деятельностью (стенгазета, художественная самодеятельность), на третьем курсе его выдвинули в профком…

У него была выигрышная внешность: высокий, правильные черты лица, умный взгляд – картинка. Когда он молчал и вдумчиво смотрел на преподавателя, не могло возникнуть сомнений, что он знает предмет меньше чем на «отлично». Стоило ему заговорить – впечатление мгновенно портилось, но по инерции преподаватели ставили активному студенту четверки.

Удивляясь успеху ничего не смыслящего в науках Вадима, Элефантов все чаще вспоминал его ночную откровенность и подумывал, что, может быть, зря они смеялись над далеко идущими планами соученика.

Как-то раз, на вечеринке у школьных товарищей, в очередной раз толкующих о дальнейшем житье-бытье, Элефантов рассказал о феномене Кабаргина.

– Умеет крутиться парень, – одобрил Орехов. – Вот увидишь – выбьется в начальники. Раз есть хватка…

– По-твоему, хватка главное? – спросил Элефантов.

– Конечно. Впрочем, еще нужно везение, удачное стечение обстоятельств.

– А знания, умение, способности?

– Без них можно распрекрасно обойтись. Деньги платят за должность. А что у тебя за душой – никого не интересует.

– Я буду в международный поступать, – икнув, вмешался Юртасик. – Мать протолкнет.

– Ты серьезно, Орех? – не поверил Элефантов.

– Вполне. В жизни надо уметь устроиться, отыскать уютное, теплое местечко. Ум кое-что значит, но не всегда, к тому же он не главное. Иначе все дураки на свете перевелись бы, а их кругом тьма. И процветают. Зачастую и умный дураком становится– так проще жить. И удобней.

– А не получится, пойду на кладбище могилы копать, – бубнил Юртасик. – Там зашибают – куда профессору!

– Слышишь? – Элефантов показал на Юртасика. – Вот дальнейшее развитие твоей мысли.

И, обращаясь к кандидату в дипломаты или могильщики, спросил:

– Если предложат такую работенку: сидишь на скамеечке, физиономия в окошке, человек проходит мимо – плюет, второй – плюет, третий, десятый, сотый… сто рублей в день. Пойдешь?

– Еще бы! – расплылся Юртасик. – Не надо надрываться, землю ворочать, а в месяц три штуки набегают. Я бы без выходных сидел!

– Может, и ты бы сел к такому окошку?

– И сел бы! – ответил Орех. – Сильное дело! Какой тут ущерб? Вечером умылся душистым мылом, французским одеколоном протерся – чего жалеть, денег хватит – и все! Иди с девочками на танцы, в ресторан, машину можно купить, катайся, музыку слушай, летом – море, шикарные бары. Красиво!