Он нервозно покручивал глобус, да и все нервничали более или менее заметно – до начала рейда оставалось несколько часов.

– Брось дурить, – отозвался Старик, но Гюрза подначила:

– Ни в жизнь не попадешь, особенно если крутиться будет!

– Посмотрим! – задиристо отозвался Гром, заглянул в барабан, оттянул курок. – С одного раза!

Коршун бочком, вроде по нужде, направился к двери, Быстрый тоже поднялся и вышел.

Гром проводил их взглядом, подумал и перенес глобус в угол, чтобы не был на одной линии с главным портретом, потом, не торопясь, раскрутил, быстро прошел к дальней стене и вскинул руку.

Ба-бах! В замкнутом пространстве наган грохнул, как девятимиллиметровый вальтер.

– Теперь поглядим…

Гром был рисковый парень, но подходил к желто-голубому шару с опаской: если попал не туда, кто знает, как обернется, могут и не посмотреть, что вечером переход. Недаром Коршун и Быстрый не захотели попасть в свидетели…

По счастью, входное отверстие оказалось в центре никому не известной Гренландии, а выходное – вообще в Тихом океане.

– Промах. – Гром облегченно вздохнул. – Спирт с меня.

– Лучше шоколад, – попросила Гюрза. – Две плитки.

– Идет. – Симкин спрятал наган в карман галифе и поставил глобус на место. – Не удалось перед рейдом выиграть. Ну, может, там повезет…

В тот раз всей группе действительно повезло. Вечером переоделись в гражданское, построились вдоль глухого забора – разношерстная компания, вроде охотников или рыболовов, только вместо двустволок да спиннингов – пистолеты, редкие по тому времени автоматы да тяжеленные рюкзаки, набитые взрывчаткой. Две группы – двадцать восемь человек. В первой – командир Быстрый, комиссар – Старик. Во второй командуют Смелый и Гвоздь. Интервал между переходами за линию фронта – сутки.

– Ваша основная задача – навести панику на территории врага. – Командир диверсионного отряда особого назначения Грызобоев шел вплотную и строго, пристально вглядывался в глаза, будто гипнотизируя. – Если каждый из вас взорвет одну машину и убьет пять немцев, цель будет достигнута! Запомните, вы в долгу перед теми, кто с первого дня бьется на передовой, кто уже убит или искалечен. Поэтому будьте готовы умереть достойно. Любое проявление трусости карается смертью! Командир и комиссар обязаны немедленно пристрелить труса и паникера.

Грызобоев остановился возле Быстрого.

– Да и любой боец обязан убить труса независимо от его должности и звания, – многозначительно продолжал он, почти прижавшись к лицу командира первой группы.

Сильно пахло хорошим одеколоном. Скосив глаза, Старик увидел вытаращенный глаз, чисто выбритую щеку и несколько торчащих под самым носом жестких волосков.

– Плен исключен! – Грызобоев продвинулся дальше и теперь гипнотизировал Старика. – Если хоть один человек попадет в плен, я с комиссара шкуру спущу!

Бешено расширенные зрачки, казалось, заглядывают в самую душу, и Старик ощутил испуг от того, что командир отряда разглядел в неведомой ему самому глубине что-то зловредное, чуждое, опасное для общего дела, иначе ничем нельзя было объяснить полыхающую в глазах ярость.

– Я не говорю: сдастся в плен. В каком бы виде наш боец не попал в руки немцев – оглушенным, раненым, контуженным, полумертвым, – все равно это предательство, которому нет прощения и пощады!

Грызобоев наконец шагнул в сторону, и Старик испытал облегчение, будто и в самом деле избежал возможного разоблачения.

– При переходе через реку есть опасность провалиться в прорубь, трещину, полынью. В этом случае тонуть молча, чтобы не обнаружить группу. Да, маскхалатов нет. Но они вам и не нужны – не прятаться идете! Пусть фашисты от вас прячутся.