— Он всегда у вас такой? — спрашиваю у них. Надо же понимать, к чему готовиться.

— Не-е-е, — тянет парень в стильном светло-сером свитере. — Только когда секса долго нет.

Остальные похабненько улыбаются. Как в школе на уроке анатомии, честное слово. Ответить что-то надо. В мире мужчин секс давно превратился всего лишь в потребность удовлетворять животные инстинкты и повод поржать друг над другом при случае.

Это же так весело, правда? Зажать какую-нибудь девочку в клубе, шептать на ухо, что ей обязательно с ним понравится…

Но мне предстоит работать в этой команде, а значит, надо подстраиваться, и я вспоминаю, как еще в Академии МВД наши немногочисленные девчонки отвечали таким вот шутникам.

— А что так? Проблемы? — У меня даже получается улыбнуться им в ответ. — Если что, могу дать контакты хорошего мужского врача. — Это, кстати, чистая правда. Знакомый не столько мой, сколько родителей, но это сейчас не имеет значения. — Или… венеролога, — предлагаю еще один вариант. Ну а вдруг у Хама зудит в трусах, поэтому он такой агрессивный. — А то мало ли.

— Тьфу-тьфу-тьфу. Что ты несешь, женщина?! — возмущается татуированный, картинно постучав кулаком по своему лбу.

— Давай знакомиться, что ли. — Посмеиваясь, ко мне подходит двухметровый амбал. — Дэн, — протягивает крупную ладонь. Осторожно пожимаю кончики его пальцев, потому что так принято. Тут же прячу руки в карманы, чтобы больше никого из них не пришлось трогать.

— Егор, — кивает от окна еще один опер. Вот и пусть там стоит. Идеальное расстояние.

— Илья, — козыряет тот, что за ноутом.

— Шаман, — степенно склоняет голову татуированный.

— А я…

— Иванна Яновна, мы запомнили. — Его губы вздрагивают в очередной чуть насмешливой, снисходительной улыбке. По коже проходится холодок, и только закаленная сила воли помогает мне устоять на месте.

— Можно просто Ива. — Мое внимание привлекает большая магнитная доска на стойке с колесиками, стоящая в самом углу просторного кабинета. — Можно? — киваю на нее.

— Это материалы расследования, — разговаривают со мной как с маленькой.

— Я в курсе, спасибо, — медленно прохожу мимо них к доске.

Чувствую на себе внимательные сканирующие взгляды. Дернув плечом, пытаюсь скинуть их с себя, и сосредотачиваюсь на схеме. Ее и нет как таковой. Несколько ужасных, трагичных фотографий, от которых сердце болезненно сжимается и в желудке начинается настоящая война.

До тошноты все внутри стягивается тугими узлами. Будь там просто труп, но там… Ребенок, черт бы их побрал! Видеть растерзанную, бледную малышку физически больно.

Зажимаю рот ладонью. Дышу…

Надо абстрагироваться от эмоций. Взять себя в руки. Эти же, стоящие за спиной, сожрут, если показать им хоть каплю слабости. И я вхожу в рабочий режим, рассматривая представленные на доске материалы будто немного со стороны.

У оперов еще ничего нет по этому делу. Возле ряда фотографий с места происшествия нарисован большой овал, в котором черным маркером небрежно написано: «Педофил», а рядом стоит большой вопросительный знак.

— Не надо девочкам на такое смотреть, — неожиданно раздается у меня над ухом.

Рефлексы срабатывают мгновенно. Разворачиваюсь, хватаю мужчину за плечо, резким рывком наклоняю на себя, бью коленом в живот, выбивая воздух из легких. И, пока он хрипит и кашляет от неожиданного отпора, делаю подсечку, разворачивая его и через болевой захват роняя лицом в пол.

Встав на одно колено, второй ногой упираюсь с другой стороны от Егора, зафиксировав и себя в устойчивом положении, и его. Дернется — будет очень неприятный и долго заживающий перелом.