5. Глава 5
Инга
Домой мы возвращались в полной тишине. Я только искоса поглядывала на мужчину, то и дело думая о том, зачем вообще ему нужна. Оказавшись в квартире, я быстро стянула с себя мужскую куртку, повесила ее на вешалку, разулась и поспешила удалиться в комнату. Олег проследовал за мной. Я его не понимала совершенно. Количество вопросов в моей голове нарастало снежным комом, и не было у меня на них ответов.
Зачем этот мужчина забрал меня к себе? Зачем оформил опеку? А главное, каким образом он сделал это так быстро? Громов мне точно не родственник, и даже не знакомый. Я видела его впервые в жизни. Да и откуда взяться такому вот родственнику? У нас в семье таких отродясь не водилось. От него же за версту опасностью веяло, и воспитанием подростков такие люди точно не занимаются, во всяком случае так мне подсказывала интуиция.
И несмотря на все это, меня отдали ему, вот так просто. Кто он, откуда взялся? Мне никто ничего не объяснял, только лишь перед фактом поставили. И кроме имени мне ничего о мужчине этом известно не было.
Я не сопротивлялась, молча позволила собрать свои вещи. Также молча переоделась и, когда Олег вернулся в палату, все также в полной тишина пошла за ним. А что мне оставалось? Попытаться сбежать? А зачем? И как бы это в результате выглядело?
Да и куда бежать? Я уже пыталась, несколько раз пыталась, и каждый мой побег заканчивался одним и тем же сценарием — меня неизменно находили и приводили обратно. Последняя предпринятая мною попытка сбежать закончилась для меня увечьями и превратила в урода. Да и, если подумать, то Олег, возможно, не самая плохая альтернатива Андрею, кто угодно будет лучше, чем он. Пожалуй, Андрей – это главная причина, по которой я добровольно и без истерик пошла с Громовым.
Я знала, что мать лишили прав, мне Леонид Васильевич сказал. Однажды во время утреннего обхода зашел в палату и сообщил эту, казалось бы, невероятную новость. Я не имела ни малейшего представления о том, как вообще ему удалось этого добиться, но он добился. Правда, радости мне эта новость не доставила. Я, конечно, понимала, что Леонид Васильевич просто хотел помочь, по-человечески. Он был единственным, кто забил тревогу, единственным, кому было не все равно. Органы опеки и попечительство три года закрывали глаза на происходящее, словно не было ничего, словно не видели. И на то, естественно, были причины, о которых моему лечащему врачу известно не было. Но он все же своего добился, вот только не знал он, что с лишением матери родительских прав в моей жизни ровным счетом ничего не изменится.
Мне светила перспектива оказаться в детдоме, или куда там отправляют несовершеннолетних лиц, чьи родители были лишены прав. И это был бы конец, через месяц мне исполнится восемнадцать и ничто бы помешало Андрею меня забрать, он постоянно твердил, что слишком долго ждал.
После смерти отца меня некому было защитить, мать совсем сдала, начала пить, потеряла работу, на мне постоянно срывалась, а потом появился отчим Вася — бывший мент и большой любитель приложиться к бутылке, и еще чего-нибудь приложить, например меня, чем-нибудь тяжелым, ну или просто кулаком.
С появлением в нашей жизни Васи моя жизнь превратилась в кромешный Ад. Мать, казалось, растеряла весь свой материнский инстинкт, единственное, что ее интересовало — это наличие выпивки в доме. Я не узнавала ее, словно передо мной был совершенно чужой человек. Пила она по страшному, могла неделями не просыхать, и даже в редкие минуты просветления никак не реагировала на поведение своего сожителя, или еще хуже — поддерживала его.