НЕТ!

Лишь некоторое время спустя, упав на колени и не почувствовав боли от столкновения с твёрдой поверхностью, я поняла, что душераздирающий крик, звенящий в ушах – мой собственный.

***

Из-за меня убили человека.

Испуг на морщинистом, гладковыбритом лице, прощальный взгляд чуть подёрнутых пеленой глаз, а в следующий момент – глухой хруст хрупкой шеи, который ударил по моим ушам, как набатом, причиняя почти физическую боль, и всё. Всё. Мужчина с тонким чувством юмора больше не мог шутить. Не мог говорить. Смеяться. Дышать. Жить...

Из-за меня.

И себя я ненавидела во сто крат больше, чем тех ублюдков, от холодного приказа и рук которых умер старик.

Он всего лишь пытался мне помочь! Разве случившееся справедливо?!

Я билась в истерике, когда меня подхватили грубые руки, не почувствовала боли, когда ударили по лицу, чтобы привести в чувства, не реагировала, когда приказывали замолчать, мычала, когда рот заткнули кляпом и жмурилась в темноте мешка, который надели на голову, вновь и вновь наблюдая сцену, как невинного и доброго человека лишили жизни. Из-за меня. Я всей душой отказывалась верить в реальность произошедшего. Так не бывает! Не может этот мир быть настолько жестоким! Не может! Не хочу этого знать! Не хочу жить в таком мире!

Не хочу...

Господи, как же больно...

Невыносимо больно...

Мамочка... хочу к тебе... Пожалуйста, забери меня отсюда... Забери! Забери! Забери! Умоляю, мам...

Мне ужасно страшно и противно существовать в таком мире... Наша жизнь – ничто в руках хладнокровных и бессердечных ублюдков, возомнивших себя вершителями судеб.

Ненавижу! Их! Себя! ...Его!

Вади-и-им, неужели это происходит на самом деле?! Не хочу... Прекрати это безумство, прошу тебя...

После многочасовой истерики меня накрыла апатия. Абсолютная отрешённость ко всему. Я не боялась, не переживала о своей судьбе, не страдала от боли, не думала...

Лишь холодная пустота, которая заполнила каждый уголок моего сознания, каждую клеточку кожи и заморозила кровь.

В себя я начала приходить через миллион лет или через секунду после того, как меня привели в комнату без окон, с облупившейся краской на стенах. Подвал. А я, оказывается, сижу на тонком матраце на пыльном полу в углу помещения. В противоположном – ведро для отходов, но я уже и не вспомню, когда в последний раз хотела по нужде. Под дверью, прямо на бетоне, лежит поднос с кружкой и куском хлеба.

Я хочу пить? Есть? Нет. От этих ублюдков мне не нужно ни-че-го.

Я ещё некоторое время пялилась в стену пустым взглядом и, наконец, начала размышлять.

Не хотела, но мысли сами собой начали заполнять мою голову, как из крана вода – сначала по капле, а затем от винта.

Итак. Меня узнали, поймали и, по всей видимости, передадут из рук в руки. Сколько у меня времени? Есть ли мизерный шанс на спасение? Как долго мне осталось жить? Сдержит ли он своё обещание? Может ли случиться так, что всё изменилось?

Нет, Алин. Заканчивай тешить себя пустыми надеждами. Ты обречена. Смирись. Ведь, знала – не верила, убегала, старалась не думать, но знала, что это когда-нибудь случится.

От него не сбежать.

А тебе, Алин, респект за попытку. Продержаться столько времени... Можно даже капельку гордости себе позволить. Всё же, если бы не грёбаный случай, то...

Мысль оборвал скрип открывшейся двери.

Обожаемый сын, незаслуживающий своей матери, собственной персоной. Посмотрел своими водянистыми глазёнками сначала на меня, затем на нетронутый поднос и, деланно грустно вздохнув, прошёл на середину комнаты:

– Ну, как? Удобно тебе здесь? Комфортно? Или есть пожелания.