– Так, Саратова, все, – теряя терпение, Глеб поднялся с качелей. – Опять ты за свое. Можно подумать, что у тебя шарманка сломалась. Заела.

– Зато твоя дерзилка исправно работает, – усмехнулась Маша. – Да и сам ты все такой же, ни капельки не изменился, как я погляжу.

Он замер, глядя на нее, снова начавшую покачиваться на качелях.

– Любуешься? – предположила Маша, прищуривая глаза в чуть заметной лукавой улыбке. И, поскольку он не ответил, предложила, сдерживая смех: – Хочешь, еще раз покажу? Хуже не стала!

– Ну и зараза же ты, Машка! – заметно смутившись, выдохнул Глеб.

– Да, я такая. – Она кокетливо поправила локоны.

Он скупо улыбнулся, еще ненадолго задержав на ней взгляд. Потом кивнул:

– Ну все, я пошел. Спасибо, что предупредила. И рад был тебя повидать. Но больше чтоб мне тебя не видеть и не слышать, ясно? С третьего раза, надеюсь, даже до блондинок доходит?

– Это когда как, – ответила Маша уже ему в спину. Проводила глазами его быстро скрывшуюся за деревьями фигуру. Вздохнула: еще в школе ее не оставлял равнодушной этот хмурый черноглазый отшельник. Да и он относился к ней несколько иначе, чем к остальным, порой позволяя ей по отношению к себе гораздо больше того, что позволил бы кому-то другому. Особенно после того случая, в раздевалке. Она могла безнаказанно спихнуть на этого ершистого парня свою школьную сумку на полпути из одного кабинета в другой, подойти и бесцеремонно перевязать ему небрежно завязанный галстук, за углом школы вытащить у него изо рта сигарету, зацепить иногда задорной шуточкой, и немало чего еще. Нельзя сказать, чтобы он был от ее действий в восторге, но терпеливо сносил. При всем при том, что терпение не было его добродетелью. Она же упивалась своим особым статусом и тайной завистью подруг, не сумевших добиться от Глеба такого же отношения. И вот сегодня он откликнулся на ее зов, едва она ему позвонила. Интересно, позвони ему кто другой, он тоже пришел бы, невзирая на усталость и ранний час? Маше отчего-то хотелось думать, что нет. А еще оставалось сожаление, что Глеб ушел так быстро…

Машины мысли были нарушены шумом метлы: это где-то на углу дома начал свой рабочий день их дворник. Маше же, наоборот, пора было и на покой, она ощущала это всем своим уставшим организмом. Так что, покинув качели, она приветственно помахала рукой дворнику и наконец-то пошла домой.

Мама уже встала: она была жаворонком по натуре, а кроме того, обеды всегда готовила с утра, перед работой.

– Приветик! – Маша скинула в прихожей свои босоножки, пошла переодеваться.

– Явилась, непутевая дочь? – Мама мелькнула на пороге кухни с дымящейся ложкой в руке.

– Путевая! – привычно возразила Маша. – А еще умница и красавица.

– Начет красавицы не могу возразить, – донеслось до Маши в ее комнату. – А вот насчет умницы имеются очень серьезные сомнения.

– Отбрось их все прочь, даже не сомневайся! – переодевшись, Маша отправилась в ванную. И уже оттуда услышала:

– Отброшу, когда в институте восстановишься.

– Все как всегда, – проворчала Маша, аккуратно снимая тампоном макияж. Задержала взгляд на своем отражении в зеркале. Без «боевой раскраски» она выглядела бледнее, но зато гораздо моложе своих лет. Довольная результатом, Маша сложила губки, посылая отражению воздушный поцелуй, и скользнула под душ. Налила на губку гель с ярко выраженным ароматом пиона. Кто как, а она непарфюмированной косметики не любила, получая мощный эффект от ароматерапии.

Стряхнув с себя в душе все тревоги и напряжение пролетевшей ночи, Маша наконец-то появилась на кухне. Оценила взглядом степень готовности маминого супчика, после чего полезла в холодильник, делать себе бутерброд. Кетчуп, листья салата, лепесток сыра, побольше кунжута и кусочек отварной говядины.