– А что мне, по-твоему, не идет? – Маша кокетливо поправила локоны. Потом, продолжая покачиваться на качелях, вытянула свои стройные ножки, затянутые в капрон.

– Идет, – ответил Глеб. – Очень. Только я ожидал увидеть тебя совсем другой.

– Я тоже, – откинувшись чуть назад, Маша еще раз оглядела Глеба. – Думала, что ко мне сейчас придет бравый офицер полиции в красивом мундире.

– Ну да. Тогда раньше надо было звонить. Потому что из полиции я недавно ушел.

– Вот те раз! Тогда чем же ты мог помешать этим, из ресторана? Если, конечно, это они тебя имели в виду, говоря про «убрать и закопать»?

– Меня, – кивнул Глеб. – А называют они себя свирелевцами. По фамилии своего первого главаря, ну и еще была у них там одна судьбоносная история, я сейчас не буду вдаваться в подробности.

– Ладно, пусть будет сверелевцам. Но чем ты теперь-то умудрился им не угодить? Мирный, гражданский? Да еще в таких масштабах, что они захотели от тебя избавиться насовсем?

– О-о-о, это особая история. У нас с ними свои счеты, я и из органов-то уволился именно из-за них.

– Это как? – Поскольку качели были двухместные, Маша кивнула Глебу на соседнее креслице. – Ну-ка, садись, рассказывай. Не бойся, качели не сломаем: тут на них уже такие дяди качались, что нам с тобой вдвоем одного не перевесить.

– Нет, Маш, ничего рассказывать я не буду. Незачем тебе это знать, да и вообще, держись ты от этой компании подальше.

– Вакантов, имей совесть! Имею я право хоть кончик носа сунуть в твои дела после того, как предупредила об опасности?

– Ну, сообщила ты мне не новость. Я знал, на что иду, с самого начала. И с кем связываюсь, и на что они способны. Так что, Маш, спасибо, конечно, что не осталась в стороне, но не было необходимости мне звонить. И вообще, ты лучше сотри мой номер.

– Ничего себе, заявочки! А как же я тогда узнаю, если они и в самом деле тебя убьют? Хоть цветочков тебе принести… – Маша посмотрела на него, мрачного, серьезного, усталого, и вдруг поняла, что ее шуточки здесь совсем неуместны. И спросила уже серьезно: – Глеб, у тебя хоть есть теперь где переночевать? Ведь тебе уже нельзя возвращаться в то место, где ты жил еще вчера, потому что там тебя, похоже, вычислили. И если тебе больше некуда, то пойдем ко мне. Мамулю можешь не стесняться, она давно уже махнула рукой на все, что со мной связано. И вообще, она скоро должна на работу уйти.

– Машка, да ты что, не поняла, что я тебе сейчас сказал? Что со мной опасно дело иметь. Так что, даже если бы мне вообще было негде кости бросить, к тебе бы я все равно не пошел.

– Я же сама тебя приглашаю.

– Не понимая, на что подписываешься.

– Ну так расскажи, чтобы я это понимала.

– Да, Саратова, от тебя так просто не отвяжешься, – сдаваясь, он все-таки устало присел на качели. Потом спохватился: – Или ты уже поменяла фамилию?

– Куда уж там! – Маша картинно вздохнула. – По маминым словам, меня замуж вообще никто не возьмет. Так что, возможно, и хоронить меня, старушку, будут под старой же фамилией. Кстати, а у тебя как дела на личном фронте?

– Аналогично. Ладно, давай вернемся к тому, с чего начали. Еще по долгу службы я с моим напарником взялся расследовать дело об угоне машин. Все было четко отлажено, так что сразу становилось ясно, что организовывает угоны с перепродажами не просто кучка балбесов, а какая-то серьезная контора. Шаг за шагом мы отслеживали всю эту схему, стали потихоньку знакомиться и со свирелевцами, которые все это затеяли. И в ходе этого расследования выяснили, что машины, все сплошь очень дорогие иномарки, – это так, детская забава этих ребят. Скорее азартная игра, чем настоящее дело. Потому что источников дохода у них и без этого хватает. По сути, одна эта группировка подмяла под себя большую часть всего города, с выходом в районы. Нет, наверное, ни одной прибыльной сферы деятельности, куда бы они не сунули свой крепкий кулак и своих ушлых юристов. Но самое паршивое, что, как выяснилось, одной из статей их дохода является торговля органами. Сама понимаешь, нелегальная, с жертвами. Едва мы до этого докопались, нам сразу начали поступать угрозы. Мол, ловите, ребята, квартирных жуликов, а к серьезным дядям не лезьте. В любом другом случае мы бы, может, и прислушались к такому совету, уж очень внушительно он прозвучал. Но не тогда, когда за большие деньги разрезают на ливер здоровых живых людей. В общем, продолжили мы с моим напарником, Генкой, все это копать. А потом, в один совсем не прекрасный вечер, когда мы с ним должны были встретиться, он не пришел. Я кинулся его искать. Не стану тебе описывать, в каком состоянии я его нашел – мне самому до сих пор страшно об этом вспоминать. Только вот страшно мне не то, что и со мной могут сделать то же самое – практически расчленить, демонстративно вырезав и печень, и почки, и легкие. Нет, мне страшно, что по нашей земле гуляют такие твари, которые на это способны. Так что остановить им меня не удалось. Так же, как и поймать до сих пор. После того как дело о Генкином убийстве замяли, не став его толком расследовать, я плюнул на все и уволился, написал заявление по собственному желанию. И теперь продолжаю заниматься расследованием, так сказать, в частном порядке. Что, естественно, очень не нравится нашим с тобой общим знакомым из твоего ресторана. Так что, сама видишь, вопрос о гуманности и цивилизованности у нас на повестке дня не стоит. И если только они меня однажды все-таки поймают, то мелочиться не будут и вместе со мной, не раздумывая, уберут и всех тех, кто в этот момент окажется рядом. Поэтому, Машка, сотри мой телефон и забудь о том, что мы с тобой виделись. Так оно спокойнее будет. И тебе, и мне. Поняла?