– Вы не могли бы стереть помаду? – произношу неожиданно для самого себя.
– Что, простите? – Карина округляет глаза, в них мелькает недоумение.
– Карина, почему вы решили, что разговор об учебе требует присутствия помады на ваших губах? Меня это отвлекает.
Черт, вот что несу? Да у меня сегодня поток студентов прошел, талантливых, двоечников, весельчаков. Полно было намазанных как куклы студенток, и при этом ни на одной меня это не зацепило. В этом самом кабинете… А тут… ну просто…
Наверное, это негативный опыт с напористой Ольгой. Только с ним могу соотнести такую реакцию.
Карина начинает судорожно копаться в своем рюкзаке.
– Что вы делаете, Дашкова?
– Ищу салфетку.
Отвечает нервозно, вскакивает на ноги, рюкзак плюхает на стул, роется все отчаяннее.
– Дашкова, прекратите. Вот…
В этот момент девушка дергает свой рюкзак особенно сильно, и он падает со стула. Все содержимое рассыпается по полу. Отлично. Просто отличный вышел разговор. О помаде. Теперь можно поговорить о нервах и неуклюжести.
Карина
Кажется, не видела его вечность. Понимаю, что истосковалась, хотя не имею никакого права на это чувство. Оно инородно для нашей ситуации. Преподаватель и студентка. Ничего больше. Я должна зарубить себе это на носу!
И все же, не могу остановиться и перестать украдкой разглядывать его. Дамир почему-то кажется мне сильно утомленным. Лицо бледное, темные круги под глазами. Конечно, он всегда слишком много работает. Совмещает преподавание и бизнес.
Сделав над собой усилие, отвожу взгляд.
Дамир приветствует меня хладнокровно и равнодушно, предлагает сесть. Здороваюсь с ним дрожащим голосом, пристраиваюсь на краешек стула напротив его рабочего стола. Чувствую всю бесполезность объяснений, он уже явно вынес вердикт. И все же пытаюсь донести до профессора, как сожалею о своих поступках. Увы, конечно, это лишь усугубляет мое положение. Алироев безапелляционно заявляет, что у меня уже нет никаких шансов догнать и исправить оценку. Я его понимаю. Наверное, я последняя, кому он хотел бы сделать какую-то поблажку. В глубине души чувствую горечь от того что он не узнал меня. Конечно, если бы узнал, то, наверное, убил на месте, было бы столько ярости и возмущения. Только представила себе, и сильно вздрогнула от нарисовавшейся картины. Внезапно Алироев говорит мне такое, от чего буквально застываю на месте.
– Вы не могли бы стереть помаду?
– Что, простите? – смотрю на него недоумённо. Кровь бросается в лицо, настолько стыдно от его замечания. Серьезно? Он подозревает меня в том, что я специально накрасилась перед визитом к нему? Чтобы это помогло мне сдать зачёт? То есть, по крайней мере уговорить его назначить другое время для зачёта.
Конечно же это не так! Да и помада у меня совсем не яркая, скорее для увлажнения губ, использую по привычке.
Дрожащими руками роюсь в рюкзаке, в поисках хоть чего-нибудь, чем можно стереть проклятую помаду. Но, видимо в этот день мой организм решает побить рекорды неуклюжести, и рюкзак выскальзывает у меня из рук. Всё содержимое рассыпается по полу. Смотрю на это, чувствуя, как меня охватывает паника. А как иначе, ведь в рюкзаке помимо конспектов, блокнотов и методичек у меня куча всего ненужного. Косметичка, запасной тампон, расческа… и маска. Та самая, в которой я была в нашу ночь с Алироевым!
Почему я, идиотка, засунула ее в рюкзак? Да просто машинально, еще когда в ту ночь в общагу приехала. Сначала хотела избавиться. Сжечь. Было бы символично. Естественно, не в общаге, а на участке маминого дома. Но… события закрутились как снежный ком и про маску я вспомнила только сейчас, когда она под стол к профессору залетела…