Его пальцы, лежащие на ее горле, соскользнули вниз, на ее грудь, и Тори поняла, что он позволяет ей говорить. Снова она подчиняется правилам той странной игры, которую он навязывает ей.

- Мы - встретимся - еще - раз? - четко и раздельно произнес он, и Тори, глядя затуманенными глазами в его, непроглядные и черные, выдохнула:

- Да пошел ты, Крис Браун, в задницу!

4. Глава 4. Неприятная тайна № 1

Уборщица - это не звезда, это не Крис Браун и даже не спивающаяся Оливия Риверхорс.

После объяснений с Крисом Тори в истерике сбежала со студии, и никто не остановил ее. И Крис - тоже. Он просто смотрел ей вослед, смотрел, как она убегает, утирая катящиеся градом слезы. И режиссер тоже ее не остановил. Никто.

И это было к лучшему; ей нужно было побыть одной и переварить, передумать и пережить все, что с ней случилось. Убегая, Тори заметила, как Крис удержал кого-то, кинувшегося вслед за ней, остановил кратким жестом руки - мол, пусть бежит, - и это было очень правильно. Так и надо.

Дома ждал покой, полумрак и одиночество - то, что нужно, чтобы залечить раны, и душевные, и физические. Стащив ненавистную форму, отмывшись дочиста от поцелуев, боли и воспоминаний. Растерзав и разодрав в ярости фото, вырезки из журналов с красивым улыбающимся лицом Криса, выгнав из комнаты дым в распахнутое окно, натянув чистую веселенькую футболку, Тори с ногами влезла на старое кресло, прижалась к плюшевой спинке щекой, как прижимаются к груди родного человека, готового выслушать.

Черт, почему оно все так обернулось? Почему ее любовь - восторженная, пылкая, наивная и романтичная, - обернулась вот этим всем?! Тори утыкалась лицом в вытертую обивку и ревела, понимая, что ее любовь не выдержала столкновения с реальностью.

- Дура, дура, - шептала она, давясь слезами, - влюбилась в картинку, выдумала себе гладкий образ, а он совсем не такой! Я его совсем не знаю, он другой!.. А я таскалась за ним, черт подери, я убирала и мыла полы, лишь бы только быть с ним рядом, и все зачем?!

Она не знала; она не понимала, почему сердится на Криса. То ли потому, что он оказался другим, совсем незнакомым ей человеком, и не стал потакать ее наивным, полудетским фантазиям и желаниям, не помчался за ней, убегающей в слезах и истерике, не ввязался с ней при всех в бурные выяснения отношений, не удержал силой… То ли оттого, что она сама оказалась другой, не такой, какой сама о себе думала. Дерзость - в ней была странная дерзость, которая пугала ее и шокировала Криса, и Тори не знала, как он к этому относится на самом деле. Принимает ли он эту дерзость за распущенность, за легкую доступность? Или понимает, что это всего лишь плод нервного напряжения, своеобразный ответ на стресс?

К черту, не думать об этом, не то можно со стыда сгореть!

И хуже всего то, что это бесстыдство, эту развратную смелость в ней, в Тори, разбудил Крис. Его близость. Его кажущаяся доступность. Она прикоснулась к нему - и тотчас подсела на этот наркотик, называющийся Крисом Брауном, подсела так, что теперь ее трясет, подсела так, что готова сделать все, чтобы получить его снова. Даже вытерпеть боль и его, Криса, пугающую хищную жажду причинять эту самую боль… И даже наслаждаться этой болью готова.

И от этого она рыдала еще горше.

«Ничего, - думала Тори, убаюкивая себя, охватывая свои плечи руками, чтобы в этом жесте найти утешение. - Ничего-о… Этот урок не пройдет даром. Это все к лучшему. Пора взрослеть! Нужно взять себя в руки и наконец-то наладить свою жизнь. Черт подери, я больше никогда не буду бегать за ним тенью, с половой тряпкой в руках! Как же это унизительно и глупо, как глупо… Не пойду завтра в студию. Уволюсь и найду себе работу по специальности; перееду. Я все изменю и начну все сначала, не витая в облаках! Я больше никогда не увижу этого чертова Криса Брауна и не свяжусь с ним и с его порочной страстью…»