И я оказалась на улице. Тут уже пошла другая наука.

Перво-наперво я выучила, что до меня никому никогда нет никакого дела. Это открывало для меня совершенно новый мир, в котором главными всегда были… вещи.

Есть вещи, которые плохо лежат. Берёшь их и уходишь, тебе ничего не будет, только если за руку не поймают. Эту самую руку я благополучно берегла, холила и лелеяла.

Есть вещи, которые плохо лежат, но на них хорошо смотрят. И тут было всегда два варианта: случай и отвлечение. Случай надо было выгадывать. Удача такая дама, она не всегда улыбалась мне. Отвлечение же срабатывало на ура. Когда большеглазая девочка с круглыми доверчивыми глазами скромно улыбалась, то все умилялись. В это время мои коллеги по карманным делам прибирали все, что плохо и даже хорошо лежит. 

Были вещи, которые лежали хорошо и которые взять было очень сложно, но в моих глазах они всегда были высшей наградой. Достать их — значит жить долгое время очень и очень хорошо. И тут точно нужна была помощь.

Найти такого же беднягу, что и я, на улице было легко. Другое дело, что я была точно поцелована удачей, но тащить какого-нибудь неудачника… Все мои «друзья» очень часто оказывались пойманными за руку, в то время как я печально за всем наблюдала со стороны. Мама мне дала не только ум, но и некоторые привычки, навыки.

Всё переменилось, когда я подросла. Тут уже отвлечение стало срабатывать не так. На миленькое личико мужчины летели как мухи на сладкое. Так и норовили урвать своё, а полотенца на всех у меня не хватало.

Родерика я встретила в канаве. Я тогда прихватила каравай с какой-то телеги и, чтобы меня никто не нашёл, то тут же ретировалась под мост. Там я спрятала половину каравая в мешок для добычи под юбкой, а вторую принялась с аппетитом уминать, сидя на дырявой бочке. 

Грязный парнишка рылся в кустах, наверное, искал что-то, что можно закинуть в живот. Когда он посмотрел на меня жалобным и голодным взглядом светло-серых глаз, то я поперхнулась куском каравая и закашлялась. Пришлось делиться. Не только едой, но и кровом на чердаке заброшенного дома.

Мы придумали отличный план. Я, перепачканная и испуганная, бросалась на шею какому-нибудь толстосуму. Кричала и вопила, закатывала глазки и заламывала руки: меня преследует грабитель. В роли такового выступал храбрый Родерик. Ему часто прилетало и доставалось, а когда догоняли…

Моё миленькое личико, хрупкая фигура и подвешенный язык вместе с ловкими руками добывали нам кошельки, кольца, кулоны. Мы с Родериком зажили богато, если так можно сказать про жизнь удачливых воришек. Уже тогда я поняла, что моя память иногда чудно разыгрывает меня. Так я помнила всех, кого мы обворовали и дважды на одних и тех же не попадали. Деньги полились рекой! Кочуя из города в город, мы не знали, что на нас начали охоту.

Однажды Родерик тоже клюнул на уловку, дарованную мне природой. Я же видела в смышлёном парнишке своего друга и напарника, а не цель для слюнявых поцелуев. Родерик обиделся и ушёл. А я затянула пояс потуже, пересчитала деньги и решила идти в тихие места. Может, получилось бы найти нормальную работу. Воровство меня утомило.

Только вот Родерик решил нашу схему провернуть с какой-то другой девушкой. Попались оба. Если невинную овечку отпустили, то вот мой друг угодил по самое не балуй! Не вытащить его я не могла.

Знала бы, чем это кончится…

Теобальт допивал вторую чашку чая. На меня он смотрел немного исподлобья, на лице блуждала странная ухмылка. Было видно, что мне он не верит. Совсем.

Пожав плечами, я взяла пастилу и, как бы между прочим, продолжила: