Все встало на свои места. И если сначала мне было неясно, почему крестный меня не дождался, теперь я все поняла. Люка был единственным во всем мире магом, которому я могла доверять… ах, нет… еще был Франсуа. Внезапное воспоминание о чтеце отдалось в груди тянущей болью.

— Что случилось, Виви? — обеспокоенно спросил крестный. — Ты вдруг изменилась в лице, будто тебе сделалось нехорошо.

— Я устала и… боюсь за отца… навалилось все, и еще поездка… Снова одна, снова неизвестность, — вздохнула, прикрыла глаза на мгновение и выпрямилась. Твердо произнесла, глядя на Люка: — Но справлюсь, Дюраны никогда не опускали руки.

— Вот такую Виви я знаю и рад, что она вернулась, — похвалил меня крестный. Он остался со мной на ужин, а после ворчал на аббатскую еду, и я снова улыбалась. Но время не стояло на месте и вскоре крестный засобирался. — Я бы отправился с тобой, но у меня в Париже есть кое-какие дела. Думай, что все будет хорошо и мы скоро встретимся в Руане.

Люка подмигнул мне на прощание и вышел из комнатки. Опять потянулись бесконечные часы. Я сходила под холодный душ, создала новую, простую одежду —широкие штаны и черную кофту. Сейчас я меньше всего думала о том, как выгляжу. Главное, чтобы было удобно.

Беспокойство накатывало волнами, и я металась по маленькой комнатке, мечтая как можно быстрее вырваться на волю. Поездка к Монсеньору страшила. Невольно вспомнились Люси и ее брат Филипп. А ведь я должна создать опасное творение, но я не хочу, чтобы его использовали против вот таких семей. Пусть по заслугам получат полукровки из ордена Равновесия, этих не жаль.

Я закрыла глаза, почувствовала тепло в ладонях. Моя магия создавала простой карандаш и листок бумаги. Рисование всегда меня успокаивало, если бы не мое предназначение, то я скорее всего стала бы художникам. Всю свою боль или радость я отдавала бумаге. Она была как подушка или надежное плечо друга, которого у меня никогда не было. Молча выслушивала, не перебивая, впитывала в себя все мои эмоции, и мне становилось легче. Рука легко скользила, рисуя черные линии, где-то темнее, где-то светлее. Я творила по памяти, прикрывала глаза, чтобы лучше вспомнить форму носа, усмешку на губах и ямочки на щеках, которые никак не давали мне покоя, лукавый взгляд слегка прищуренных глаз. Последний штрих — и я вытянула руку, любуясь портретом. На меня смотрел месье Франсуа де Морель.

В дверь тихо постучали и я, быстро сложив листок бумаги вдвое, убрала его в рюкзак, а затем подбежала к двери, которая уже открылась.

— Готова, сестра? — тихо спросил худощавый монах, который впустил меня ночью в храм. Чтец держал в руках магическую свечу, она освещала бледное лицо и черную сутану.

— Да, — ответила я. Подбежала к кровати, схватила рюкзак и вышла в коридор. На мгновение замерла, когда увидела тени троих магов.

— Не пугайся, — все также тихо продолжал монах. — Это твоя охрана.

Я кивнула и двинулась за братом к выходу. Через несколько минут мы вышли на улицу, и я вдохнула городской, ночной запах свободы. Он напомнил о беспечных студенческих годах, о прогулках с отцом… о Франсуа, которого я больше не увижу, но навсегда сохраню в памяти. Возле храма ждал черный автомобиль, один из сопровождавших магов попросил сесть посередине на заднее сиденье.

— Чтобы вы были защищены со всех сторон, — объяснил чистокровный, когда я удивленно взглянула на него. Проницательный взгляд чтеца немного пугал, словно он уже читал мои мысли. Рука невольно потянулась к серебряному кулону, чтобы убедиться. Спорить было ни к чему, и я сделала, как мне сказали. Сжав лямки рюкзака, я почувствовала, как вспотели от волнения ладони. Через четыре часа стикс перестанет действовать, но крестный обещал, что в Руане я буду в безопасности. Люка был единственным магом в этом мире, которому я доверяла.