Летние ночи – короткие, как птичья трель, не успеешь оглянуться, как наступает рассвет, – вот уже небо подернулось легкой желтоватой рябью, немного приподнялось над землей, затем в ряби возникли, родившись почти из ничего, из нескольких диковинных пятен, длинные оранжевые полосы, пролегли от одного края неба до другого. Сделалось светлее.

– Как умерла? – запоздало, испуганно спросил один из бойцов.

– Очень просто… – Мягков ощутил, как у него дрогнули, но тут же успокоились губы, он уже мог владеть собою. – Как умирают люди? Вот так умерла и она.

– Простите, товарищ комендант… Жалко очень. Ей бы еще жить да жить, – голос у бойца дрогнул. На войне этот парень не был, о смерти знает только понаслышке, а сколько смертей, сколько погибших видел Мягков, столько молодой человек этот, надо полагать, не увидит в ближайшие тридцать лет. И вообще мировая революция защитит людей, не даст им убивать друг друга…

Аккуратно, словно бы боясь причинить Даше боль, Мягков поднял ее с земли, осторожно уложил на телегу. Сено в телеге было постелено свежее, душистое, сверху прикрыто брезентом. Это устраивало коменданта – Даше будет мягко ехать.

В глотке у него забренькало что-то глухое, сдавленное, Мягков, сопротивляясь самому себе, покрутил головой, произнес что-то невнятное и умолк.

Небо стремительно светлело, звезды гасли одна за другой, только некоторые, самые упрямые, продолжали еще жить, дразнились своими колючими лучами, хотя уже изрядно поблекли, потеряли свой первозданный цвет, – скоро сдадут и они.

Поющих птиц сделалось больше, они пробуждались одна за другой и, вместо того, чтобы чистить свои перья, начинали петь. Только пение это вызывало у Мягкова горькую оторопь, от него стискивало затылок, сердце сжимало так, что в груди исчезало даже биение его, а перед глазами начинала мельтешить рябь.

Неожиданно неподалеку послышался уверенный, бархатистый, как у театрального певца голос, – по дороге шел высокий парень, наряженный в легкую парусиновую блузу с шелковым бантом на груди. Пышные каштановые волосы небрежно спадали по обе стороны головы, парень горделиво подхватывал их рукой и вскидывал наверх.

Сопровождали парня два упитанных щекастых активиста с папками, засунутыми под мышки. Парень останавливался у очередной убитой девушки и с громким вздохом поправлял волосы на голове:

– Мария Кравцова, лучшая наша певунья, умела голосисто исполнять не только комсомольские песни, но и старинные русские… Машенька, мы отомстим за тебя, а ты спи спокойно…

Конец ознакомительного фрагмента.