Еще до этого случая Конан Дойлу пришлось столкнуться с травмами, причиной которых стал он сам. «В студенческие годы, – вспоминал он, – излюбленным моим развлечением стали занятия боксом, ибо я пришел к выводу, что никакой другой спорт так быстро не снимает усталость от напряженных умственных занятий, помогая расслабиться, как это делает боксирование. Поэтому среди моих вещей находились две пары боксерских перчаток, потертых и выцветших. Оказалось, что и стюард не чужд бокса. Поэтому, когда я распаковал свои вещи, он, по собственной инициативе вдруг нацепив перчатки, недолго думая предложил мне сразиться»[11].

Стюард проявил себя хорошим бойцом и вскоре снискал большое расположение Конан Дойла, выделявшего его среди всей команды. «Мысленно я вижу его перед собой – голубоглазого, светлобородого, невысокого, но широкоплечего, чуть кривоногого, но очень мускулистого парня». Конан Дойл едва успел надеть перчатки, как стюард ринулся в бой. «Наш поединок был неравным, так как руки у меня были длиннее, стюард же был не очень искушен в спарринге, при этом не сомневаюсь, что в уличных драках он был противником весьма серьезным. Я держал его на расстоянии, отбивая каждую его атаку, но он все не унимался, и мне пришлось в конце концов довольно жестко послать его в нокаут».

А вскоре:

«Часом позже, сидя за книгой в кают-компании, я нечаянно подслушал разговор в смежной с этим помещением каюте помощников: «Ей-богу, Колин, врача-то мы какого отхватили – экстра-класс! До синяков меня отколошматил!» Синяки, которыми он наградил стюарда, сделали Конан Дойля в глазах матросов лучшим из докторов: «Это явилось первым (и последним) признанием моих профессиональных способностей».

Поначалу Конан Дойла удивлял рыжебородый гигант Колин. Ему казалось странным, почему капитан на должность первого помощника взял «хилого инвалида, совершенно не способного выполнять эту функцию», в то время как мощный гигант Маклин числился поваренком. Но «едва корабль покинул гавань», как все стало на свои места – Маклин приступил к обязанностям первого помощника, а «маленький увечный помощник капитана» перебрался в кухонный отсек. Оказывается, все объяснялось просто: Маклин не умел ни читать, ни писать, и потому не мог получить квалификационное удостоверение, что не мешало ему быть отличным моряком.

Не прошло и недели после отплытия из Леруика, как «Надежда» достигла льдов. «Что меня изумило, – отмечает Конан Дойл, – так это быстрота, с которой мы достигли Арктики. Я и понятия не имел, что находится она совсем рядом, буквально у нашего носа». Дата, которую он указывает – 17 марта. «Проснувшись утром, я услышал „тук-тук“ – это бились о борт льдины. Выйдя на палубу, я увидел воду, до самого горизонта покрытую льдинами. Они были не так уж велики, но располагались так густо, что по ним можно было бы передвигаться, прыгая с одной на другую. Их ослепительная белизна оттеняла синеву воды, как бы делая, по контрасту, еще ярче и ее, и небеса над нею, и вся эта совершенная синева и восхитительная свежесть арктического воздуха, хлынувшая через ноздри и заполнившая легкие – вот что навсегда запомнилось мне из этого утра».

Согласно договоренности между британскими властями и властями Норвегии охота на тюленей запрещалась до 3 апреля, так как в марте самки тюленей рожают и выкармливают детенышей, и до начала охоты китобоям ничего не оставалось, как выслеживать тюленей и наблюдать их лежбища, каждое из которых представляет собой «поразительную картину».

«Со смотровой площадки главной мачты видно лежбище, которому нет конца. Даже на самой дальней из видимых на горизонте льдин можно различить черные точки, похожие на рассыпанный перец».