– Ну, и сколько же ты выручил? – спросил Хэй, зевая.

– Нисколько. Старик упал в обморок, как только увидел брошь. Вот почему я спросил тебя, не знаешь ли ты чего‐нибудь странного об этой вещице.

Грексон покачал головой, но с любопытством посмотрел на Бикота.

– А ты сам что‐нибудь знаешь? Ведь у тебя, кажется, были какие‐то мысли насчет этой броши? – спросил он.

– В ней есть что‐то странное, – сказал Пол. – Почему Аарон Норман упал в обморок, когда увидел ее?

Хэй снова зевнул.

– Лучше спроси у своего одноглазого друга… Кажется, ты говорил, что он одноглазый.

– Так оно и есть, и он чего‐то очень боится. Но в этой опаловой змейке нет ничего такого, что могло бы заставить его упасть в обморок.

– Возможно, все дело в том, что брошь имеет форму змеи, – предположил Грексон. – Может быть, у него такая фобия. Некоторые боятся кошек, другие – порхающих птиц. Возможно, твой одноглазый друг питает отвращение к змеям и не выносит их изображений.

– Может быть, и так, – помолчав, согласился Бикот. – Аарон – странный тип. Человек с прошлым, я бы сказал.

– Ты меня заинтриговал, – сказал Грексон со скучающим смешком. – Пожалуй, сам схожу в его лавку и взгляну на него.

– Пойдем со мной в следующий раз, – предложил Пол. – Я собирался зайти туда сегодня днем, но не пойду, пока не получу вестей от матери.

– О чем?

– Хочу узнать, как у нее оказалась эта брошь.

– Пф-ф, вздор, – презрительно фыркнул Хэй, – ты слишком много думаешь об этой безделице. Что такого в том, что процентщик упал в обморок? Я-то хочу пойти в его лавку, потому что мне не терпится увидеть твою возлюбленную. Что ж, когда соберешься туда, пошли за мной, адрес у тебя есть. Всего хорошего, старина! – И с этими словами великолепное существо неторопливо удалилось, словно ничто в этом мире не могло его встревожить.

Пол, однако, был встревожен. Чем больше он думал об эпизоде с брошью, тем более странным тот ему казался, да и рассказ Сильвии о необычных привычках отца лишь распалил его любопытство. Однако молодой человек все же решил сперва написать матери, и уже поднимался по лестнице, когда внезапно услышал: «Прошу прощения, сэр», – и увидел того самого рабочего с мешком инструментов, трубой и всеми прочими атрибутами.

– Прошу прощения, сэр, – вежливо сказал рабочий, – но тот джентльмен, с которым вы разговаривали. Вы знаете его имя, сэр?

– А вам‐то что за дело? – сердито спросил Пол.

– Ничего такого, сэр, просто он должен оплатить мне небольшой счет.

– Так идите и спросите его самого.

– Не знаю его адреса, сэр.

– Проклятие! – выругался Бикот.

– Он, что называется, человек при делах, сэр. Всего хорошего, – заявил внезапно мужчина с инструментами и быстро удалился.

Пол посмотрел ему вслед. Что имел в виду этот рабочий, если он вообще рабочий?

Следующие несколько дней Пол и близко не подходил к лавке на Гвинн-стрит, хотя ему очень этого хотелось. Будучи глубоко влюбленным и тяготясь разлукой с Сильвией, даже короткой, он держался на расстоянии по двум причинам. Во-первых, Пол ждал ответа на письмо, адресованное миссис Бикот, так как хотел сообщить Аарону Норману, откуда взялась напугавшая его брошь. Он надеялся таким образом снискать расположение старика и, возможно, если тот соблаговолит, удовлетворить свое любопытство и узнать, почему вид броши произвел на процентщика такое впечатление.

Другая причина заключалась в том, что, поскольку продать, вернее, заложить брошь так и не удалось, средства Пола были на исходе, у него оставалось всего несколько шиллингов. Поход в редакцию одного из журналов привел лишь к тому, что ему вернули три рассказа, как слишком длинные и не подходящие по содержанию. Правда, редактор, коротко переговорив с Бикотом, признался, что ему нравится его работа, и предложил три фунта за рассказ, написанный на определенную тему, который наверняка понравится публике. Полу вовсе не хотелось излагать чужие идеи, тем более старые и затасканные, но так как ему требовались деньги, он принялся за работу, чтобы получить наличные. Он сделал несколько попыток, прежде чем достиг нужного редактору уровня, который был скорее низким, чем высоким, и рассказ наконец приняли. С тремя золотыми фунтами в кармане и с ликованием в сердце – ибо каждый успех, казалось, приближал его к Сильвии – Пол вернулся в свой воздушный замок, где его ожидало письмо от матери.