Открыла дверь и встала на пороге, не пуская своего бывшего войти. Понимала, что даже если закрою дверь перед его носом, он будет названивать в дверь и шуметь, поэтому повернулась к нему и спросила:

- Послушай, какого черта ты приперся? Тебе делать больше нечего?

- Нам надо поговорить, а дозвониться к тебе я не могу…

- Правильно, ты у меня в черном списке, разве я тебе этого не говорила?

- Зая, ну хватит дуться! Ты меня уже достаточно наказала, уже три месяца прошло, я все осознал, раскаялся и клятвенно заверяю, что встал на путь исправления! Котик, ну ты же понимаешь, что это было так… не серьезно… Да и неправильно ты тогда поняла разговор… А люблю я только тебя… Хватит дуться, пусти меня уже домой.

От такой наглости я аж опешила и сон как рукой сняло. А еще жутко захотелось выхватить из его рук этот веник и гнать его этим букетом до самого выхода из подъезда, чтобы и дорогу сюда забыл.

Но я девушка приличная, надо мной моя приемная мама долго билась, вдалбливая в меня этикет и пытаясь сделать из меня «аристократку», а потому смерила его презрительным взглядом и заявила:

- Слушай, я тебе все сказала еще тогда, хватит уже сюда ходить… Иди-ка ты лучше к своей, как её там… Маша, Саша или еще как, а сюда дорогу забудь.

- Ты не можешь меня не пускать домой, я до сих пор твой муж и тут прописан…

- Да, спасибо, что напомнил, завтра же и займусь этим вопросом. Как-то забыла я про балласт в виде тебя… Всего хорошего!

Отступила в квартиру и захлопнула дверь прямо перед носом горе-мужа. И где были мои глаза раньше, когда повелась на сладкие речи и на красивую мордашку?

Как не рассмотрела под красивой оберткой гнилое нутро альфонса? А еще и бабника.

Невольно вспомнилось то время, когда я вернулась из командировки.

Приемные родители погибли в автокатастрофе за четыре месяца до моего возвращения, а я даже не смогла их проводить в последний путь.

Андрей Иванович сам занимался похоронами, а мне потом прислал несколько коротких видеороликов, чтобы я хоть так могла их увидеть в последний раз.

А когда вернулась, тут же объявились родственнички, которых при жизни родителей я ни разу не видела. И началась грызня за наследство…

Да, семья профессора Мильского, перешагнув далеко за четвертый десяток, решили усыновить ребенка и пришли в детский дом, в котором я «воспитывалась». Мне на тот момент было 14 и в этом «трудном» возрасте уже никто никогда детей не выбирал.

Я тоже ни на что в тот день не рассчитывала, просто несла Юльку, четырехлетку, которая подвернула ногу, в медпункт, а в коридоре столкнулась с ними. Эдуард Васильевич увидел хныкающего ребенка и поинтересовался, что случилось, а потом стал ощупывать лодыжку и давать рекомендации, что надо сделать.

Так мы и познакомились, а я, узнав, что он врач, возьми и ляпни, что, когда вырасту, тоже на медицинский пойду учиться. А потом проводила их к нашей директрисе и пошла своей дорогой, гадая, кому из наших повезет и им достанутся такие интеллигентные родители.

Оказалось, что они выбрали меня и когда Марина Дмитриевна вызвала меня и спросила, хочу ли я пойти к ним жить, я ни минуты не колебалась. И в дальнейшем ни минуты не пожалела о своем решении, принятом в тот дождливый день.

В тот день я обрела не только дом, где для меня были созданы все условия для проживания, но и внимательных и заботливых родителей.

Как мне потом стало известно, их сын, Дмитрий, погиб и они долго жили одни, пока не решились на усыновление.

Я, получив от Эдуарда и Софьи Мильских заботу и внимание, старалась отплатить им тем же, старалась не расстраивать их и делать все, чтобы они мной гордились.