– Или что? – спросил Генри, с таким видом, будто его это действительно интересовало. – Или что, Сисястый? Или что, а?

Бен внезапно подумал о Бродерике Кроуфорде, который играл Дэна Мэтьюса в «Дорожном патруле». Этот парень не позволял застать себя врасплох, ни перед кем не прогибался, никому не давал спуска… и Бен разрыдался. Дэн Мэтьюс проломил бы ими поручень, они покатились бы у него вниз по склону, в колючие кусты, и проделал бы все это своим животом.

– Ой, смотрите, малыш пустил слезу. – Виктор загоготал. Рыгало тоже. Генри чуть улыбнулся, но серьезность, раздумчивость по-прежнему отражались на его лице… и к ним вроде бы подмешивалась грусть. Бена это напугало. Он предположил, что одними кулаками дело не ограничится.

И словно подтверждая его мысль, Генри сунул руку в карман и достал складной нож.

Ужас придал Бену сил. Если раньше он дергался из стороны в сторону, то теперь неожиданно рванулся вперед. И на мгновение поверил, что сможет вырваться. Он обильно потел, так что руки сделались скользкими, и его держали не так уж крепко. Рыгало сумел удержать его правое запястье, а от Виктора он полностью освободился. Еще рывок…

Но он не успел. Генри шагнул вперед и сильно его толкнул. Бен отлетел на поручень, который на этот раз затрещал куда громче. А Виктор и Рыгало вновь схватили его.

– Держите крепко, – приказал им Генри. – Слышите меня?

– Не боись, Генри, – ответил Рыгало. В голосе слышалась какая-то скованность. – Он не убежит. Не волнуйся.

Генри надвинулся на Бена так, что его плоский живот уперся в брюхо толстяка. Бен неотрывно смотрел на него, слезы текли из широко раскрытых глаз. «Меня поймали! Поймали! – кричала какая-то часть его разума. Он пытался заставить ее замолчать, не мог думать под эти внутренние крики, но куда там. – Поймали! Поймали! Поймали!»

Генри раскрыл нож с широким, длинным лезвием. Бен увидел, что на лезвии выгравирована фамилия хозяина. Острие блеснуло в лучах яркого солнца.

– Сейчас я устрою тебе экзамен, – заговорил Генри все тем же раздумчивым голосом. – Время пришло, Сисястый, так что готовься.

Бен плакал. Сердце бешено колотилось. Сопли текли из носа и собирались на верхней губе. Его библиотечные книги лежали у ног. Генри наступил на «Бульдозер», глянул вниз, а потом отбросил в канаву боковым движением черного саперного сапога.

– Итак, первый вопрос твоего экзамена, Сисястый. Если кто-нибудь скажет «Дай списать» во время годовой контрольной, что ты ответишь?

– Да! – без запинки воскликнул Бен. – Я отвечу «да»! Конечно! Хорошо! Списывай, что хочешь!

Острие ножа продвинулось вперед на два дюйма и ткнулось Бену в живот. Холодное, как ванночка с кубиками льда, которую только что достали из морозильника. Бен отпрянул. На мгновение мир поблек. Губы Генри двигались, но Бен не мог разобрать ни слова. Генри говорил, как телевизор с выключенным звуком, и все вокруг начало вращаться… вращаться…

«Не смей грохнуться в обморок! – завопил панический голос. – Если грохнешься, он так разъярится, что может убить тебя!»

Мир вновь сфокусировался. Бен увидел, что и Виктор, и Рыгало перестали смеяться. Вроде бы занервничали… почти испугались. На Бена это подействовало, как прочищающая мозги затрещина. Он понял: они не знают, что может сделать Генри, как далеко может зайти. «Каким бы ужасным тебе это ни казалось, и пусть на самом деле все ужасно… может, даже еще немного ужаснее, ты должен думать, – сказал он себе. – Если ты никогда не думал раньше и не будешь думать потом, сейчас тебе лучше подумать. Его глаза говорят о том, что нервничают они не зря. Его глаза говорят о том, что он чокнутый