- Сотрясение, перелом трех ребер, рука в двух местах, тазобедренный сустав и лодыжка.

- Все? - По моей спине пробегает горячий ручеек.

- Нет, - глянув на меня, Захар поморщился, - отбили все ниже пояса. И это пожилому человеку, изверг кокой-то.

- Какая жалость, - из меня вырывался смешок. Ничего не смогла с собой поделать. Заслужил! За все, что вытворял.

- Вера, - раздалось сбоку строго и Захар поймал мою ладонь, - что происходит?

- Пусти, - тут же напрягаюсь и пытаюсь вырваться, - не надо меня хватать.

- Ты что-то знаешь? – он не обращает на мой протест никакого внимания и дергает на себя. Глаза напряженно шарят по моему лицу, - знаешь, кто это сделал?

- Нет, - качаю головой и упираюсь свободной рукой ему в грудь, пытаясь оттолкнуть.

- У тебя ненормальная реакция, - говорит он с расстановкой и перехватывает мою вторую ладонь, сжимая ее. Фиксирует прямо перед собой и не позволяет отодвинуться, - я жду, Вера!

- Похоже, ты не в курсе, как друг твоего отца развлекается у тебя же под носом, Захар Петрович, - криво усмехаюсь ему.

Он ничего не отвечает. Просто продолжает ждать.

- А ты не задавался вопросом, почему мы все как монашки ходим. А некоторые вообще как пугало? Почему за полгода уволились четыре молодые сотрудницы? Почему двойные премии получает одна особенная сотрудница, которая не делает ни хуя, а остальным ничего? Почему отгул только через тебя получить получилось? - меня начинает крыть от накативших воспоминаний и покатывают слезы, - чертов отгул. Чуть вырвалась из лап этой старой падали.

- Не может этого быть, - Захар ослабевает хватку, но все равно меня не отпускает, - Семен, конечно, заглядывается на девушек, я видел. Но чтобы такое, - он качает головой, - он так жену любит и детей.

- Да поэтому мы все и молчали. Где мы, а где он, - отталкиваю Захара от себя и забиваюсь на сиденье у двери, - он же все равно вернется, а я не могу больше. Вот, - дрожащими пальцами вынимаю из сумочки сложенное в несколько раз заявление, - подпиши и я ухожу. Прямо сейчас.

- Ты с ним? – Захар не договаривает.

- Нет, - бросаю заявление, которое он не взял на приборную панель, - он пытался, но я убежала. Не понравилось старому козлу, что через его голову за отгулом пошла. По мнению уважаемого Семена Александровича Колесникова, для начала я должна была у него в квартире на коленках отработать, пока жена на даче. А уж потом мне был бы и отгул, и перевод в экономической. Еще и линзы обещал мне купить, сволочь.

- Вера, - развернувшись к рулю, Захар прижимается спиной к водительскому сиденью и смотрит в окно, - ты понимаешь, что значат все твои слова? Если это правда, то Семену она будет стоить работы, семьи и, возможно, свободы. Это не шутки, Вера. Даже, если я начну опрашивать отдел, поползут слухи и одних их может быть достаточно. Поэтому подумай хорошенько еще раз, прежде чем обвинять человека в домогательствах.

- Попытка изнасилования, - я отворачиваюсь к окну, - а в случае Вероники, не знаю.

- Вероника, которая светленькая с хвостиком?

- Она согласилась, - опускаю лицо, - он ее к стенке припер, - кусаю губы, - я знаю, у нее учеба, съемная квартира. Из маленького города приехала и тут никого, дома только бабка. А он ей должность в экономическом пообещал. Я отказалась, а у нее выхода не было. Вот, - в груди словно все сжимается, - надеюсь, его избили до того, как он до нее дотронулся.

Захар заводит машину и довозит нас до работы. Откровенный разговор с ним дался мне нелегко. Кто-то должен был сказать ему правду. Мало того, что Колесников получил по заслугам. Этот гад мог ведь поправиться и вернуться, чтобы он творил дальше непонятно. А я не могу просто так уйти, оставить девочек. Сколько можно отводить глаза?