Еще несколько месяцев назад я бы заулыбалась от таких слов. Сам Арсений просит у меня прощения. Но вместо этого по телу растекается странное ощущение безысходности. Будто всего этого он говорить мне не должен. Как и его голос не должен быть таким мягким и успокаивающим. Он словно ставит точку между нами, подводит невидимую черту. Меня это не устраивает. Мне отчаянно хочется видеть в нем другие эмоции: гнев, раздражение, обвинение — все то, в чем ощущается страсть. Мне не нужна та деликатность, с которой он общается с отчимом и Луизой. Она указывает на его сочувствие. А сочувствие в нашей ситуации — это плохо, я это интуитивно чувствую.

— Я на тебя давно не злюсь, — шепотом говорю я, уставившись в острие воротника на его рубашке. — Я просто не успела отпустить прошлое в наступившем настоящем. Сейчас я пытаюсь этому научиться. 

— Это хорошо. Только так можно начать полноценно жить. 

Сейчас Арсений кажется мне более чужим, чем был четыре года назад. Злость и страх были гораздо понятнее, чем то, что я испытываю сейчас. Тогда я просто боялась к нему подойти, а сейчас, когда он спокойно говорит все эти вещи и даже поощряет меня… Складывается обманчивое впечатление, что можно запросто потянуться к нему через консоль и обнять. Но это лишь мираж, ибо руки упрутся в стеклянную стену. Именно она выросла между нами, едва мы очутились наедине.

Отчаяние завладевает мной. Я много раз представляла наш разговор и то, как парирую каждую ироничную фразу, выпущенную Арсением, но такого не ждала. Что он станет общаться со мной так спокойно и без эмоций. Будто для него я осталась в прошлом. 

— Хорошая песня, — тихо говорю я. — Можно прибавить?

Арсений регулирует громкость на руле, и наш дальнейший путь продолжается в молчании. Мне нужно время, чтобы все переварить, необходимы стены моей квартиры, и подушка, в которую я могу выплакаться, без боязни уронить лицо. Я не умею быстро адаптироваться к изменившимся обстоятельствам. Мне нужен новый план.

— Спасибо, — я поворачиваюсь к Арсению, когда машина останавливается возле моего подъезда. Даже смешно, что когда я в нее садилась, то успела задаться вопросом, стоит ли мне приглашать его подняться. Сейчас ответ очевиден. Стоит, если я хочу выглядеть жалкой и получить вежливый отказ. 

Он кивает мне. Смотрит на мое лицо так будто перестал его узнавать. Раньше он смотрел по-другому: изучающе, подолгу задерживаясь на губах и глазах. 

Взяться за ручку и толкнуть дверь — все равно что добровольно ступить на раскаленные камни. Помогает лишь то, что я дала себе слово сохранять достоинство. А иначе бы разревелась и, забыв обо всем, молила о новом шансе для нас. 

— Если ты вдруг все-таки захочешь поговорить, у тебя остался мой номер, — даже слабая улыбка стоит мне нечеловеческих усилий. 

Я закрываю дверь. В ту же секунду «Ауди», с визгом отшлифовав асфальт шинами, срывается с места.

5. 5

— В таком случае можешь предложить им заселиться в наш филиал на Лесной, — Татьяна элегантно промакивает помаду салфеткой и лишь потом подносит чашку к губам. — «Берег» — наши постоянные клиенты, и я вполне смогу согласовать дополнительные семь процентов к их дисконту. Не нужно позволять им крутить головами по сторонам  даже тогда, когда у тебя все номера распроданы.

Тон топ-менеджера сети наших отелей и по совместительству моей наставницы уже давно перестал быть подчеркнуто профессиональным. Иногда в обед мы с Татьяной позволяем себе уединиться в ее кабинете и по-свойски выпить кофе, болтая обо всем подряд.