А Артемия – горьким огурцом.

И что же, всё-таки, балбес делает? Одним бы глазом взглянуть и успокоиться. Можно прокрасться к окну и посмотреть. Один раз. Просто убедиться, что с сыном всё в порядке. Глупость, конечно, феерическая, но что к хрюкорылам делать, если душа не на месте?

Не колеблясь больше, Эдуард сорвался с дивана и бросился к двери. И… с грохотом растянулся на полу, перецепившись через златокрыла.

Терезий тут же возник перед лицом, просверлил любопытным взглядом. Эдуард в ответ уставился в карий бархат глаз и со всей ясностью осознал, на какую дурь едва не пошёл. Шпионить за собственным сыном. Из-за угла. Подглядывая в окно. А если сын заметит? Позора не оберёшься! Ещё хуже сделал бы, чем если бы просто зашёл и спросил, всё ли в порядке.

Эдуард сел, потирая ушибленное колено. Златокрыл ткнулся мокрым носом в щёку и лизнул шершавым языком.

– Ты прав, дружок, – сказал Эдуард и погладил чешуйчатую шею. – Молодец, что остановил.

Златокрыл же упрямо заглядывал в глаза, пока Эдуард наконец не задержал взгляд и не утонул темно-карем глубоком бархате…

…Вернувшись в теплицу Артемий, и правда, в первую очередь кинулся к кадкам, где рядами росли внезапно округлившиеся кочаны капусты, а над ними возвышались лианы кивиграда. Эдуарду втулили его месяц назад при закупке осеннего кабакогриба по совершенно бестолковой акции: купи три кабака и получи один кивиград. Последний уныло торчал посреди маркета, опустив уши. Эдуард забрал его скорее из жалости. А ведь когда-то ещё и ржал над Терезой, жалеющей растения!

Что делать с полудохлой лианой Эдуард не знал, а потому просто поставил в угол за горькими огурцами и иногда поливал. Но сейчас кивиград ожил, разросся и даже зацвёл.

Артемий стоял и смотрел на голубоватые цветки, и тяжело дышал. Затем взял ведро для поливания – Тереза не доверяла бот-садовникам, и Эдуард по традиции и в меру сил делал всё сам. Артемий, похоже, тоже…

Он налил в ведро воду, намешал каких-то удобрений и полил кивиград. Оборвал с него сухие листья. Подвязал отросшие ветви. Задумчиво пожевал случайно отломанный ус, которым лиана цеплялась за всякое.

Выглядел сын уже гораздо спокойнее…

…Эдуард тряхнул головой, вываливаясь из глубин карего бархата назад, в свою комнату.

Что это было? Он видел только что сына, не заходя в теплицу? Или сам нафантазировал? Нарисовал идеальную картинку? Ведь как было бы хорошо, если бы Артемий отвлёкся на что-то от нелепой любви к Доре. Пусть даже – на любовь к растениям.

В конце концов, почему нет? Он ведь – Терезин сын.

Послышался скрип двери и звук шагов.

– Ты в порядке? – раздался над головой голос Артемия. – Я слышал грохот… Ты почему на полу?

– Да так, отдохнуть решил, – ответил Эдуард, поднимаясь. – А ты мне вот что скажи. Ты что-то делал с растениями? Ну там, в плане ухода…

– А что не так? – насторожился сын.

– Ничего. Наоборот, я хотел сказать, они как-то лучше выглядеть стали…

Артемий смущённо подёргал ухо.

– Ну да, я немножко почитал и кое-что сделал… Если ты не против. Я кивиград переставил, то место, где он стоял, ему совсем не годилось… И ещё кое-что хотел бы поменять.

– Конечно, делай, что хочешь! – радостно воскликнул Эдуард. И тут же, поймав недоумённый взгляд, добавил спокойнее. – Я рад, что кто-то займётся теплицей. Я храню её в память о матери. Ну, и чтобы еда в доме была. Но сил заняться ею вплотную никогда не было. Росло, как росло, а что не росло – то больше и не покупал.

– Я заметил, – хмыкнул сын. – Капусте, вообще-то, совсем не такое освещение нужно. А кабакогрибу нужно больше влаги и меньше сквозняка.