И вдруг – яркое пятно мелькнуло в толпе. Будто медь блеснула на солнце. Эдуард насторожился, весь подобрался, словно древний тигр перед прыжком. В толпе гуляющих под октябрьским солнцем студиозов скользила она. Медноволосая спасительница. А он ведь даже имени её не узнал.

Эдуард бросился вперёд, проталкиваясь сквозь толпу студиозов. Студиозы путались под ногами, ходили зигзагами, бегали-прыгали-неспешно брели, смешивались то в одну кучку, то в другую, что-то бубнили под нос, заучивая на ходу, раздавали подзатыльники, завывали, как лианские хрюкорылы. Что с ними такое сегодня? Неужели очередная «спонтанная игра»?

Каждый раз, когда Эдуарду казалось, что вот теперь он уж точно выберется из живого лабиринта и настигнет незнакомку, поток уносил его в сторону. Он терял её из виду – казалось, сквозь землю проваливалась, стоило подойти на расстояние вытянутой руки. Но потом – появлялась снова и уверенно шла к неведомой цели. И вскоре Эдуард разглядел – к какой. В конце парка у белоснежной башни, под очередным цветущим, но не столь густым клёном сидел Артемий. Незнакомка подошла, села рядом. Стройная, в длинном узком платье чёрного цвета и чёрной же короткой курточке. Она взяла Артемия за руки, что-то сказала… Как годы назад – Тереза.

Эдуард, наконец, вырвался из толпы и уже мог бы спокойно подойти к незнакомке и сыну, но – засигналил слимфон. На экране появилась улыбающаяся физиономия Валико. Из динамика полился бархатный голос.

– Прывэт, дарагой. Я, кажется, должен извиниться за свой клиент. Слюшай, ты уж прасты, что он такой… нэуравновэшенный.

– Да уж, – буркнул Эдуард, не сводя глаз с сына и медноволосой, – послушай, я сейчас немного…

– Дружище, но нэужели ты подумал, что я пришлю к тэбэ какой-то криминал? Нэт, этот парниша, конэчно, чокнутый, я с ним больше дэл нэ имею. Но я бы хотел присылать к тэбэ других, с подобными просьбами.

На скамейке под клёном происходило что-то, чего он не понимал. Артемий с медноволосой смотрели друг другу в глаза и не двигались. Время словно застыло для них. И для Эдуарда.

Сын знает её? Может, на самом деле, Артемий её и прислал тогда? Хотел спасти отца? Или, напротив, подшутить? Чушь какая-то…

– Эй, дарагой, ты мэня слышишь?

Эдуард встрепенулся.

– Да, конечно. Мне не очень удобно говорить. Я должен подумать. Мне не очень понравилась постановка вопроса в прошлый раз…

– Да ты нэ переживай, всё харашо будэт…

Что бы ни говорила незнакомка сыну, она уже закончила и снова растворилась в толпе.

– Я тебе перезвоню, ладно? И всё спокойно обсудим.

Эдуард отключил связь и бросился следом за незнакомкой, но толпа снова и снова сбивала его с курса, пока медноволосая цель окончательно не скрылась из вида.

– Лианский хрюкорыл! – в сердцах выдохнул Эдуард.

И вернулся к скамейке под «клёном», уверенный, впрочем, что сына там уже не будет. Но Артемий его ждал.

– Извини, – хрипло сказал сын, поднимаясь. – Я не должен был тебе хамить.

– Ладно. Проехали. Откуда ты знаешь эту даму?

Артемий пожал плечами.

– Да я её не знаю. Первый раз видел. Странная какая-то, – он потёр лоб, словно что-то вспоминая. – Она мои ключи забрала! От комнаты в общаге. Сказала, чтобы я пока туда не шёл. А ты, чтобы ни о чём не спрашивал.

– Я? Так… Где твоя комната?

– Поднимаешься на башню – первый эскалатор везёт в общагу, закидывает на коридорный балкон третьего этажа. Комната «пятьсот пять». Эй, батя? Постой! Могу я пока у нас дома пожить? Ну, чтобы учёбу подтянуть, а? Могу в теплице ночевать.

– Да, разумеется, – на бегу ответил Эдуард.