– Кто-нибудь сходит за этим идиотом? – спросила Маш. – Пусть объяснит, что за комедию он здесь затеял.

Первым на ее слова отреагировал Ростик:

– Я могу. Скажите только, где его искать?

– Почем я знаю? Посмотри на кухне. В мастерской. На старухиной половине…

– Будет сделано.

Сделав несколько шагов к лестнице, за которой располагалась кухня, он едва не налетел на спустившуюся со второго этажа Алю.

– Я принесла! – заявила она. – Вот эта открытка.

Но передать ее сгрудившимся у стола родственникам так и не успела. Улыбка сползла с ее лица, уступив место мертвенной бледности.

– Что это?

Голос Али был так тих и прерывист, что никто не расслышал его толком.

– Что это?!

Теперь она почти кричала, а исполненный ужаса взгляд застыл на пальцах Шила, которые все еще сжимали стрекозу. Первым опомнился Гулька. В два прыжка он оказался рядом с сестрой и успел подхватить ее прежде, чем Аля потеряла сознание.

– Кто-нибудь! Принесите воды!..

Произошедшее с Алей было так странно и необъяснимо, что все на мгновение застыли в растерянности. А потом, суетясь и мешая друг другу, принялись искать пустые стаканы на столе. И лишь Маш не шелохнулась, безучастно наблюдая, как Гулька пытается привести Алю в чувство.

– Что происходит? – спросил Миш.

– Глубокий обморок, – констатировал Шило. – Одной водой здесь не отделаешься. Нужен нашатырь.

– И где его взять, этот чертов нашатырь?

– На кухне должна быть аптечка… Ростик! Поройся в аптечке. Она должна быть в навесном шкафу, справа от холодильника.

Отдав распоряжение тихо исчезнувшему за кухонной дверью брату, Шило присел на корточки перед Алей.

– И… часто с ней такое случается?

– Нет. Давно уже ничего подобного не было.

– Значит, раньше все-таки было?

– Раз или два. Это имеет какое-то значение?

– Мне кажется, она что-то увидела, – высказала предположение до сих пор молчавшая Полина. – Что-то такое, что напугало ее до обморока.

Со времени ухода Али в гостиной не прибавилось ни одного предмета, все вещи стоят на своих местах и тени лежат ровно так, как им положено. Быть может, Аля увидела кого-то за окном, неплотно прикрытом шторами? Или ей показалось, что увидела? Но, если бы речь шла о человеке, она бы воскликнула: «Кто это?»

Кто, а не что.

– Вообще-то, она пялилась на тебя, Шило. Я это точно помню.

Это сказала Маш. И в комнате на мгновение повисла такая тишина, что стало слышно, как по оконным стеклам барабанят капли дождя. И сквозь эту мелкую, частую дробь прорывался еще один звук – далекий и вовсе не такой настойчивый – «ууй-дии! ууй-дии!».

– Что за бред? – Шило даже покраснел от негодования.

– Вовсе не бред. Ты ее испугал. Ты! Вот и Миккель может подтвердить. Правда, Миккель?

– Ну-у, – промямлил Миш. – Что-то такое было.

– А я говорю – бред! С чего бы ей меня пугаться? Как будто она впервые меня увидела…

– Кто знает, кто знает, – губы Маш скривились в улыбке. – Но то, что она испугалась именно тебя, – медицинский факт.

Теперь и Полина вспомнила. Прежде чем Алины глаза затянуло пеленой ужаса, она действительно посмотрела на Шило. На его пальцы, в которых безвольно болталась стрекоза. Но ведь не мертвое же насекомое вызвало у нее такую реакцию? И где оно сейчас? – обе руки Шила свободны.

Спрашивать о судьбе пленницы жестянки Полина постеснялась: глупо в такой момент переживать о насекомом, того и гляди обвинят в элементарной черствости и отсутствии сострадания. Если не сам Шило, то уж Маш точно. Как показывают последние события, ничто не ускользает от ее цепкого и, несмотря на выпитое, трезвого взгляда. Вопрос со стрекозой можно отложить на потом, когда… когда Аля придет в себя.