– Ничего хорошего. У него очень радикальные методы.

– Убийство, что ли? – ее голос становится тоньше.

– Если бы я мог повлиять, хоть как-то, я бы это сделал. Поверь мне. Но я не могу.  Это мерзко признавать, но сейчас я бессилен против своего отца. У меня нет рычагов давления, поэтому пообещал ему, что поговорю с тобой.

– Он делает это ради тебя, – она закрывает глаза и качает головой. – Я не смогу с этим жить. Моя совесть не позволит. А мама, что будет с ней?

– Подумай о будущем. И знай, я всегда на твоей стороне.

– Можно я побуду одна?

– Конечно, – все-таки решаюсь сжать холодную ладонь, но не выдерживаю и крепко прижимаю Есю к себе. – Я всегда рядом. Не отдаляйся от меня, пожалуйста.

Последние слова звучат замогильно тихо, а еще жалостливо. Я будто вымаливаю у нее шанс остаться прежним. Но это невозможно. Все изменилось.

Домой возвращаюсь глубокой ночью. В гостиной сталкиваюсь с отцом, он сидит перед камином. Курит сигару.

Хочу пройти мимо, но почему-то присаживаюсь в соседнее кресло.

– Что она сказала?

– Ей нужно подумать.

– Я сделал все, что мог, Андрей. На большее не рассчитывай.

Есения

Прошло пять дней, девчонки уже пришли в себя.

Мама снова бросила на меня укоризненный взгляд и выпила несколько таблеток успокоительного.

– Когда их выпишут?

Мамин голос прозвучал резко и громко. Я съежилась от этого звука и нерешительно пожала плечами.

Как было правильно поступить в сложившейся ситуации, я не знала. Когда передала маме все, что сказал мне Андрей, она просто кивнула. Дала свое согласие, не открывая рта, и вышла из комнаты. Я же осталась сидеть одна на старом диване с разъедающим душу чувством вины.

Нужно было позвонить, но пальцы не слушались. Слезы застилали глаза, а мир стал таким тусклым. Почти черно-белым.

Как только мы озвучили ответ, девочек перевели в частную клинику, а на номер маминого счета упала приличная сумма денег. 

Как я себя при этом чувствовала? Отвратительно. Мы в прямом смысле продались. Испугались последствий, травли, жестких методов, всего разом.

Я передвигалась по дому как сомнамбула, почти ничего не ела. Аппетит пропал напрочь. Леська заезжала пару раз, пыталась как-то поддержать. Она знала всю ситуацию только со слов Ярика, а мне не хотелось посвящать ее в свои душевные терзания. Хотелось просто побыть одной.

Андрею за все это время я позвонила единожды, когда озвучила наше согласие. После заблокировала его номер телефона.

Знаю, что лично он не был в чем-либо виноват, но ситуация давила на меня с такой силой, что взять себя в руки я просто не могла.

– Мы сделали все, как они хотели, – леденящий внутренности голос вырвал меня из размышлений.

Мама вернулась в кухню, со скрежетом выдвинула стул, присела и положила руки на стол.

– Больше мы не имеем с этой семьей ничего общего. Я скажу один раз, дочка. Возможно, это будет выглядеть как ультиматум, но я не хочу видеть этого человека в своем доме. Я не хочу видеть его рядом с тобой. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – сжимаю в кулак краешек полотенца и боюсь взглянуть ей в глаза. После случившегося мама сильно изменилась.

– Хорошо. Забери от него все вещи и вернись домой.  Сейчас я ставлю тебя перед выбором. Либо мы, либо он.

– Мам, Андрей…

– Он сын своего отца, моя девочка. Не забывай об этом. Ты поедешь в больницу?

– Да, сейчас соберусь.

В палате прохладно. Лена сидит на кровати, Катю увезли на процедуры. Мама что-то долго объясняет сестре, успокаивает, гладит ее по спине.

Я же стою у окна и не знаю, куда себя деть. Почему-то я чувствую свою вину в случившемся. Я стала камнем преткновения.