Довольный собой гость заулыбался, заерзав на стуле, будто счел свои слова настолько убедительными, что хозяину дома уже ничего не оставалось делать, кроме как согласиться и начать собираться в путь.

– Ничего у вас не выйдет! – неожиданно для гостя, парировал его Андрей Осипович. – И дело не сделаете, и себя погубите, и дети ваши голодными будут.

Наконец он поднял глаза на собеседника и положил надоевшую его рукам тряпку на стол.

– Вас народу и так мало, а вооруженных вообще всего ничего. – В меру громко и доходчиво начал он объяснять гостю.

– Душ семьдесят, не меньше! – попытался оказать тихое сопротивление сидящий напротив.

– А продотрядовцы – люди почти все военные и оружие будет при каждом. – Как набат звучала давящая речь хозяина дома. – Вам ответят плотным огнем и, нападение ваше будет в раз однозначно отбито. Кто уцелеет, тот обрез свой от страха бросит и в лес убежит. Кто ранен будет, тот к ним в руки попадет и перед смертью они из него все вытряхнут. Потом приедут настоящие вояки и, деревни наши перевернут вверх тормашками и найдут зачинщиков. Семьи в заложники возьмут и, вы все сами сдадитесь.

– Мы не сдадимся, – протянул гость, сузив страшные глаза, – мы до конца сражаться будем, мы лучше сгинем все, но своего не отдадим.

Он направил суровый взгляд на хозяина дома, в одну секунду перестав реагировать на его прямые доводы и, став решительным и злым.

– Воевать вам нечем, в руках одни обрезы да старые охотничьи дробовики. – Спокойным голосом и в прежнем тоне продолжил Андрей Осипович. – А у продотрядовцев уже с собой не меньше одного пулемета будет, а то и два. И с патронами у них все в порядке, и с подмогой. Сегодня вас не перебьют, завтра – перестреляют. Там люди военные.

– Мы не сдадимся! – медленно, багровея от злобы до самых ушей, хрипел собеседник хозяина дома.

– Ты просто никогда не видел, как орет баба, у которой дите на штык натыкают, – сказал и замолчал, отвернувшись в сторону бывший солдат, явно больше не собираясь доказывать что-то гостю.

«Он» смотрел на говоривших мужчин из своего укрытия, находившегося на теневой стороне печной трубы, уходившей через доски потолка на чердак. «Он» почти не понимал происходившего, уловив только то, что его любимого хозяина дома хотят куда-то силой увести и заставить делать что-то очень и очень страшное, от чего кого-либо из его детей будут потом убивать на глазах милой и доброй хозяйки дома, нанизывая на какой-то штык. Пугаясь услышанного, сторонясь возможных будущих событий, где нависла чем-то страшным угроза убийства воспитанных и сбереженных им хозяйских детей, «он» выскочил своим путем из дому, старясь спрятаться от проблем и обдумать происходящее. Не находя себе места от волнения, «он» остановился недалеко от порога дома, когда увидел сурового вида деревенских мужиков, куривших за ближайшим забором. Те молча стояли возле запряженных телег, пускали махорочный дым, глядя себе под ноги и, будто ждали кого-то, периодически поднимая напряженные взгляды в сторону «его» дома.

Сомнений у «него» не оставалось. Суровые мужики ожидали либо того, кто был в гостях, либо его вместе с самим Андреем Осиповичем, которого тот должен был привести его для участия в тех страшных мероприятиях, что громко и живо обсуждались только что. Желание предотвратить непоправимое и спасти жизни родным «ему» детям, «он», в своей манере, молниеносно принял единственно правильное решение для защиты хранимых «им» людей. По другому «он» не мог. «Он» был создан для оберега и честно выполнял свою функцию.