К «его» радости и радости всех домашних, Андрей Осипович начал приходить в себя после возвращения. Лицо и глаза его посветлели, он стал немного распрямляться и отъедаться, хотя сам отмечал, что до его ухода на фронт в доме было еды больше, чем сейчас. Но сам он считал это поправимым, работы никакой не боялся, подбадривал остальных и вселял в супругу уверенность в завтрашнем дне, от чего сама она с каждым днем выглядела все более цветущей. К ней вернулись улыбка и радость на лице. Снова она начал порхать возле печи, каждый вечер, ожидая мужа с работы. И, по мнению ее вот-вот должна была наладиться их прежняя жизнь, будто бы и не уезжал никуда глава семьи, но едва наступала ночь и, он засыпал на перине, как будто бы кто-то вселялся в него. Казавшийся мирно спящим хозяин дома то что-то бубнил в подушку, крепко цепляясь в нее пальцами. То подскакивал на кровати и долго смотрел куда-то в темноту, не моргая. То громко кричал и бился об стену, обливаясь потом, произнося непонятные никому слова из той, фронтовой жизни, смешанные с отборной бранью.

В это время жена его пыталась какое-то время сдерживать порывы супруга, хватала его за руки, обливала его из кружки холодной водой, что на какое-то время спасало и, он успокаивался. Боясь за себя и за детей, несчастная женщина перебегала на кровать к своим крепко спящим сыновьям, обнимала их и пела им колыбельную, не давая тем самым заснуть себе и, одновременно, не давая проснуться им от порою громких беснований еще не навоевавшегося их отца. После того, как он снова начинал бредить во сне, посылая проклятия в адрес кого-то неведомого ей, она вставала на колени перед образами и подолгу молилась, произнося наизусть молитвы.

В это время «он», видя душевный недуг хозяина дома, тоже, подобно матери семейства, вставал на свои мохнатые коленки у нее за спиной, поднимал свои темные маленькие глазки к образам и повторял за ней текст Святого Писания, отвешивая, следом за ней, поклоны. А под утро, когда вся семье еще крепко спала, измучившись во время ночных выходок хозяина дома, «он» пробирался к его изголовью и, подолгу бубнил свои заклинания, чтобы исцелить человека, от жизни и здоровья которого зависело и его собственное благополучие и душевное равновесие.

Постепенно все успокоилось. Андрей Осипович и его жена ждали окончания зимы и прихода весны, готовились к посевной, решали насущные вопросы, молились о благополучии. Чтобы как-то прокормить семью до наступления нового глава семейства стал искать способы подработки на зиму, пытался устроиться батраком на ближайшую мельницу, потом на лесопилку, затем к лавочнику, что на какое-то время у него получилось. Но, происходившие вокруг события вносили явную нестабильность в жизни.

Простые деревенские жители не понимали их. Возвращавшиеся из уездного городка мужики, возившие туда что-нибудь на продажу, рассказывали о том, что больше нет полиции – ее разогнали, нет офицеров – они разбежались, нет власти – над городской думой поднят флаг красного цвета, а охраняют ее солдаты без погон и знаков различия. Одновременно с этим в округе запылали одна за другой помещичьи усадьбы, а местные мужики на подводах потянулись к пепелищам, чтобы раздобыть для себя что-нибудь ценное, дорогое или применимое в хозяйстве.

Находившийся на заработках в батраках Андрей Осипович не успел поучаствовать в набегах односельчан на разоренные барские усадьбы, не участвовал он в их погромах, не нападал на беззащитных обитателей когда-то богатых домов. С осуждением он отнесся к выходкам селян, критикуя их за это и ругая за проявляемую в работе лень, а в грабеже – проворство.