Любить и ненавидеть. Разве так бывает? Раньше не задумывалась над этим вопросом, а теперь точно знала, да! Я любила ЕГО. До безумия. До одури. До саморазрушения. А ненавидела еще сильнее. Амбивалентность чувств, мать её…
– Даш, – Шторм грустно вздохнул и мне это не показалось, – Я не понимаю, что происходит, если честно. Мы расстались с тобой как-то по-дурацки. Точнее, это ты ушла по-английски и сейчас хочешь поступить точно также. Не надо, Даша. Ты же не такая грёбаная стерва, какой хочешь казаться. Разве трудно поговорить со мной? Расскажи, что случилось полтора года назад. Почему ничего не сказала о беременности? Почему врёшь сейчас? Чего ты боишься? Или кого?
Он замолчал, ожидая ответа. Точнее, продолжил сверлить пронзительным взглядом огромную дыру на моём лице.
Егорка заворочался в коляске. Заплакал. Я вмиг забыла о Шторме. Наклонилась к сыну, достала его из коляски и, обняв, прижала к своей груди.
Убрала со лба прилипшие волосы, поцеловала в макушку и стала искать в сумочке бутылку с водой.
– Ш-ш-ш, мама рядом, – ласково прошептала, успокаивая малыша лёгким покачиванием вверх-вниз.
Шторм с нескрываемым интересом наблюдал за нами со стороны. Я видела в его глазах горячий блеск и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы.
Сынок перестал плакать.
– А знаешь, Дашка, расскажи обо всём прессе и жене. Убей мою репутацию, но я не откажусь от своего сына, – решительно заявил, глядя мне прямо в глаза.
***
Он не ушёл, даже и не думал этого делать. Молча наблюдал за мной с Егором, невольно растягивая уголки губ в подобие улыбки. Я испугалась ЕГО. Потому что не могла забраться к нему в голову и узнать, о чём думает. Шторм сказал, не собирается отбирать у меня ребёнка, тогда зачем приехал и что ему действительно нужно?
Я посадила Егорку в коляску, пристегнула рёмнём безопасности и откинула назад козырёк. Обхватила ручку и покатила коляску вперёд, ускоряя шаг.
– В какие игрушки играет Егор? Машинки, пистолеты, солдатики, конструкторы? – неожиданно выдал он, вызывая у меня лёгкий смешок. – Я спросил что-то смешное?
– Егорке еще года нет. У него интересы попроще.
– Какие? Что любит? Что ест? Чем занимается?
Я тяжело вздохнула, закатывая глаза. Не отцепится же! Да и если честно признаться, я тоже много раз представляла этот разговор. Шторм прав – я не смогу всю жизнь от него бегать. Нужно расставить все точки над «и» и разом забыть обо всём!
– Ладно. Я поговорю с тобой, но только не при ребёнке.
– Верное решение, Дарья, – сказал, обрадовавшись?
– Не обольщайся. Я делаю это ради себя, а не тебя.
– Чтобы успокоить свою совесть?
– Чтобы закрыть все вопросы с тобой и больше никогда к ним не возвращаться!
– Не получится, – произнёс с самодовольной ухмылкой на лице, – мы теперь с тобой на всю жизнь связаны.
– Связан ты на всю жизнь со своей женой, точнее, с деньгами её папаши! А со мной… Из общего – только прошлое, которое я благополучно забыла.
– Поэтому, глядя на меня, у тебя мандражирует сердце, потому что ты благополучно забыла?
– Корону поправьте, Александр Александрович, а то упадёт и не заметите. Обидно будет.
Он кривовато усмехнулся, но промолчал, решив не продолжать этот бессмысленный разговор.
Когда подошли к моему дому, я остановилась напротив подъезда, пресекая попытку Шторма двинуться дальше.
– Жди здесь, – приказала строгим голосом, кивая на скамью у подъезда.
– Я помогу поднять коляску.
– Я сказала, ждать здесь, – произнесла строже, чем в первый раз и, развернувшись к Шторму спиной, направилась к пандусу.