— А что ты хотел увидеть? Замок? — не сдержался отец. — Разочарован?

— Нет, конечно. Это мой дом…

— Ну, наконец-то вспомнил, — крякнула бабушка и отвернулась в другую сторону. — А то я уж думала, тебе с совестью и память отшибло.

— А я со своей совестью живу в гармонии, Ба.

— Да? Тогда ты просто говнюк, забывший, что у тебя есть семья! — захрипела бабушка и затрясла деревянной тростью, долбя по перепонкам. — Ты думаешь, что вот просто так вернулся, и мы забудем, как ты убегал? Забудем, как наплевал на слово, данное отцу, как бросил мать, бьющуюся в истерике?

— Ба, я правильно понял, что скандала не избежать?

— Боже! Денис Саныч, вы так наивны, — бабушка дёрнула алыми губами и поправила идеально уложенные волосы. Она игриво катала фарфоровую чашку по мрамору столешницы, но я-то знал, что старушка моя нервничает, оттого и скалится. — Нельзя забыть о семье, а потом вернуться с жалким веником увядших роз. Думаешь, вот так просто снова стать сыном для нашей семьи?

— Для вашей семьи? А тебе юридическим языком ответить? Или родственным? Если первое, то поверь, не в твоей компетенции лишать меня статуса сына и внука. А если тебе фамилии жалко, то раньше думать надо было, ещё в роддоме, — вспыхнуть бы, да нет…

Я с удовольствием рассматривал мою вечно молодящуюся бабулю. Кстати, кажется, все вокруг знали, что если хочешь получить ворох проклятий, то просто назови её БАБУШКОЙ. У всех были эти милые добрые женщины, от которых пахло пирожками и клубничным вареньем, но только не у меня.

Марту Раевскую знал весь город – как приму балетного театра, а позже и его строгого, но справедливого руководителя. Она всегда была в центре событий, зачинщицей светских тематических вечеринок, а также предметом сплетен, зависти и дикого восхищения. Время щадило её, берегло тонкий стан, гордый профиль и чистые голубые глаза. И даже морщины ей будто шли, дарили шарм и безусловное доверие.

Марта будто поняла, о чём я думаю, и внезапно смутилась, но продолжила испепелять гневным взглядом. Не шевелилась, не дышала… Да она будто вызвала меня на дуэль. Внутри закручивалась буря… Я оттолкнулся от спинки кресла, наклонил корпус, чувствуя приторный аромат её бессменного парфюма. Секунды таяли, а я не сдавался, пока бабуленька не усмехнулась. И взгляд её как-то неожиданно потеплел и заскользил по моему лицу с откровенной лаской мягкой кошки.

— Вылитый дед, — прошептала она. — Упёртый, как табун быков! Раевский ты до костного мозга, а это, считай, болезнь. И смена фамилии тут не поможет. Гены, мать их етить…

— Отставить ссоры! — отец в шутку ударил по столу. — Мать! Накрывай на стол, пока эти друг другу морды не расцарапали.

— И без тебя, старого дурака, знаю, — мама обняламеня за шею, быстро расцеловала в небритые щёки, взлохматила отросшие волосы и скрылась в доме. — Я как чувствовала, пирог с персиками испекла!

— Так и скажи, что знала, — снова булькнула бабушка.

— Баб Марта, а что за наезды? — я закурил, взглядом спросив разрешения у отца. — Ты недовольна чем-то?

— А чем мне довольной-то быть? Растишь внука, душу в него вкладываешь, а он тебе ручкой помашет и носа в родительский дом не кажет. Этому быть довольной?

— Так, может, мне удалиться?

— Будь любезен! — рыкнула она и обернулась, выдавая свою ложь застывшими в глазах слезами.

— А вот фиг тебе, старушка моя ворчливая, — я отдал сигарету отцу, встал и обнял бабушку. Вот она с детства такая… Болтает, проклинает, а сама слёзы сдерживает. — Потерпи уж мою физиономию.

— Так и быть… Мог бы и предупредить, — бабушка прижалась щекой, ласково поглаживая своими сухонькими пальцами мои ладони. — Я Лизоньку бы пригласила.