Поворот, поворот, поворот… Вот и прямой отрезок шоссе. Покачались, поболтались и все? Однако автомобиль продолжил разгоняться.

Черт, что происходит?

Настоящая паника подступила к моему горлу тогда, когда мы, миновав запрещающий стоп-щит, свернули на закрытую для транспорта трассу.

Там впереди доживал свой век старый поврежденный мост. Обрушившиеся частично опоры; высота под оставшейся частью почти двести метров – полное свободное падение вниз.

– Нет…

Вот теперь мой страх был настоящим.

– Не надо, не делай этого!

Сел даже голос.

Сюда иногда приезжали трюкачи-смертники – несколько человек в год. Иногда даже с друзьями, снимали все это на камеру. Убились те смертники все до единого, никто испытания выдержать не смог.

– Крей! – теперь я сипела, будто ремень передавил мне не грудину, но горло.

«Пожалуйста, нет…»

Ни у одной машины, ни у одного мотоцикла не хватило скорости. Я помнила те ролики – груды металла внизу, масса крестов по обочинам. К некоторым до сих пор носили свежие цветы.

– Крей!

Я уперлась ногами в коврик, попыталась выгнуться дугой, будто это чему-то могло помочь – мы въехали на мост. Впереди первая дыра-обрушение. Физика властна над всеми объектами, нам не хватит разгона, мы полетим вниз.

– Смотри. Чувствуй.

Самые жесткие слова, которые я слышала в жизни. Разгон такой, что меня вдавило в сиденье…

– Не надо…

Его бесполезно просить. Все бессмысленно. Холод в конечностях, холод в мозгу. Мгновенно выветрилось пиво, взорвала мысль о том, что я не попрощаюсь с отцом.

– Не надо… – я была готова заплакать.

А спустя секунду и бешеный рев мотора… мы полетели.

Мозг в моменты стресса теряет одни детали, замечает другие. Немой крик застрял в моем горле; машина парила. Под нами пропасть, над нами небо – сейчас мы рухнем. Приборная панель, мужские руки на руле. Свело от ужаса пальцы в кроссовках.

А после бесконечного, самого страшного мгновения в жизни, клацнули мои челюсти.

Когда колеса коснулись покрытия вновь.

Мозг даже не включился, не успел выдать реакцию, а впереди второй провал – в полтора раза длиннее первого. Еще одно ускорение; полное отсутствие эмоций в глазах водителя – просто тишина, просто лед.

«Смотри. Впитывай».

Здесь смерть не порхала над нами, она уже посадила нас в свою лодку.

Он убьет себя. Он убьет меня. Слюни вязкие; осознание того, что это последние кадры, которые мне суждено увидеть. Не паника даже, падение внутри себя – папа, я не хотела умирать так…

И бесполезно тормозить. Его черный конь взмылен; нажатие на приборной панели каких-то кнопок – заработала сзади невидимая турбина. Машина рванула вперед как самолет. «Не хватит… Все равно не хватит…» В лучшем случае капот поцелует сваи. Всмятку.

Орать не вышло, кончился воздух в легких.

И еще один полет над вечностью. Стресс в сто процентов, полуобморочное состояние; желание блевануть, отключиться, ослепнуть, оглохнуть до того, как… Нас уже нет. Мы есть только номинально, пока не сменится кадр, показывающий, как бьется о дно оврага машина. Лед в пальцах, лед в кишках…

Но мы неведомым образом смогли.

Он смог.

Когда покрышки, ударившись, взвизгнули на той стороне, я напоминала себе аморфный овощ, неспособный даже реагировать. Мне до конца жизни теперь жить в дурке со слюной у рта, мне теперь от ужаса не очнуться.

Мы не на дне.

Мы едем по разбитому гравию. Мы едем… Мы не упали… Я все еще на сиденье, которое не смялось.

Мужские руки на руле. Целая приборная панель.

Я не мычала и ничего не произносила, когда он развязывал мне руки, когда перерезал путы на ногах ножом. Ничего. Когда он достал меня из машины, когда поставил, как на суде, перед собой.