– Сколько ты добавил сюда спиртного?

– Правильное количество.

Манго, оказывается, отлично маскировал «буз»[1].

– Хочешь расслабить-таки мою голову?

Ответа не последовало.

Как ни странно, сидящий в современном, обтекаемом на вид кресле-качалке Форс не казался опасным. А вот мистицизм, застывший во взгляде, не потерял. Некую тайну, загадку.

Подумалось вдруг, что я выгляжу в его глазах невротичной боязливой дурочкой – дергаюсь, что-то проясняю, никак не могу успокоиться. И какая бы разница, как я для него выгляжу… Разница, однако, была.

– Думаешь, я истеричка? – Чертов коктейль. Кажется, язык он мне все-таки развязал. – Психически нестабильная?

– Думаю, психически ты стабильная, – ответ прозвучал спокойно. Крейден пригубил виски. – Иначе подняла бы панику при виде пистолета.

«Когда я пригрозил, что начну одну за другой убивать незнакомок. Но ты не повелась».

Да, не повелась. Дергалась я, однако, все равно, и этому была причина.

– Я нормальная, – прошептала я зачем-то.

– Конечно, – отозвался Форс через паузу. – Просто у тебя в прошлом есть некая история.

«Связанная с тем, что тебя теперь беспокоит…» – его мысли можно было читать по взгляду.

– У всех нас есть в прошлом такая история. Но это не значит, что я собираюсь ей с тобой делиться.

Терпеть не могу психологов еще со времен далекой юности, когда мой отец, приведший в дом молодую жену, решил, что у его дочери, не принимающей мачеху, случилась психологическая травма. А кто-то любит новых «мам»? С тех пор психологи, завуалированные под друзей отца, под случайных гостей, начали посещать наш дом регулярно. Многие из них пытались меня разговорить, мало у кого вышло.

Крейден, однако, был хитрее, Крейден молчал. И мне это нравилось.

– Чем я напоминаю тебе его? – спросил он после паузы, и заработал в моих глазах плюс сто баллов.

Очень проницательный вопрос.

– А ты умен, правда?

С ним почему-то хотелось говорить. Наверное, синдром «незнакомцев». Или же спиртное, перекочевавшее из почти пустого стакана в мой желудок, сделало свою работу. Хороший был коктейль, очень вкусный.

– Я налью еще один. После того как ты расскажешь.

Он знал, что я расскажу. И даже я знала, что расскажу. Пусть коротко, но все-таки поделюсь – аура Крейдена располагала. Она была невесомой, легкой, чуть-чуть веселой. И это при том, что мужик этот легким отнюдь не был.

– Зачем тебе? Это грустная история.

Кривая усмешка, очень сексуальная.

– А мне сегодня как раз никто ни одной грустной истории не рассказал.

Странно, но я словила ощущение, что это правда. И что грустные истории Форс время от времени слышит. Крики души, прощальные крики… Тряхнула головой – бред, наверное.

Может, правду говорят, исповедь облегчает? А я ни с одной подругой случившимся так и не поделилась. Я закрытая в том, что касается глубинных слоев моей личности, и ни к чему мне в душе гости.

Так все-таки исповедь? Ладно.

– Он тоже был красив. И самоуверен.

Крейден смотрел в свой стакан – кажется, сказанное ему даже понравилось.

– И?

– Мне было девятнадцать. И тогда я часто ошивалась у отца на работе. Мужской коллектив, все в костюмах, галстуках – куча внимания… Бизнесмены. Ну ты понимаешь.

Наверное, он понимал.

– Только я тогда не умела различать самоуверенность и спесь – очень тонкая, как оказалась, грань.

– Как его звали?

– Зачем тебе?

– Как?

Мягкий вопрос, почти незаметный, «неважный».

– Генри Кэвендиш. Молодой, перспективный. Лучший аналитик финансового отдела того года, награжденный дипломом и статусом от журнала «Трейд». Отец его профессиональные качества обожал.