Однако, если можно так сказать, то он всё ещё спокоен.

А мне бы хотелось, чтобы кричал. Орал на меня. Было бы не так жутко.

Когда мы у его дома, Келлан выдёргивает меня из машины. Только что за волосы не тянет, и то хорошо!

Холл, коридор, – ничего не помню, а вот все лестничные ступени пересчитать успеваю. Их 18. Я спотыкаюсь о каждую.

Отчаянно пытаюсь сохранить равновесие и освободиться, но шансов нет, поэтому лечу прямо на пол, когда он зашвыривает меня в комнату. Мне больно. Адски. Чувствую, как ударяюсь коленями о пол и давлюсь стоном.

Одна туфля слетела где-то по пути сюда, вторую я стянула и накрепко зажала в руке, ею же и вооружившись.

Вскакиваю на четвереньки и стараюсь, как можно быстро доползти до стены со световым переключателем.

Келлан стоит, опираясь на обе стороны дверного проема. Его грудь вздымается и опадает от быстрого, неровного дыхания. Сам он практически неподвижен.

Будто мои безумные действия привели его в замешательство.

Сейчас я его понимаю, как никто!

Меня собственное поведение тоже пугает, и я, кажется, только начинаю осознавать, что вообще делаю.

От осознания становится страшнее…

Больше всего меня тянет включить свет, как будто только с ним весь этот ужас исчезнет. Сама не знаю, почему, но именно в этот неподходящий момент решаю, что это не самая плохая идея.

До переключателя остается каких-то четыре фута, интуиция вопит ускориться, и я решаюсь передвигаться активнее, чтобы их преодолеть.

Краем глаза улавливаю, как Келлан делает рывок, и моё тело вновь отбрасывает назад. Толчок получается донельзя грубым.

…Так и не успела свет включить, – почему-то с обидой мелькает в голове. Хочется выть. Громко. Надсадно. Я стремительно проигрываю в этой борьбе, которая с каждой секундой кажется мне все более бессмысленной.

Силуэт нависающей надо мной мужской фигуры мутнеет перед глазами – то ли от слез, то ли от боли.

Келлан на грани самоконтроля. Нет, уже за ней.

– Я говорю – ты делаешь. – Его голос низкий, вибрирующий, пробирает до самых костей. – Никаких «нет».

Темно, но отголоски света из коридора позволяют мне видеть его рваные движения, слышать, как он снимает и отбрасывает на пол пиджак; берётся за ремень.

– Сейчас ты возьмёшь мой член в рот и отсосёшь, – он шумно сглатывает и так же шумно выдыхает; вместе с этим, откуда-то из глубин его грудной клетки, доносится что-то очень похожее на рык.

Шорох одежды. Наказывающий «вжик» ширинки.

В нос ударяет аромат соли и мускуса. Терпкий. Мужской.

В сомкнутые губы утыкается горячий каменный стояк. Этим прикосновением их будто спаивает между собой.

Я резко подаюсь назад, но тут же, крепкой мужской рукой притянута обратно за затылок.

– Открой рот, – говорит сбитым до хрипоты голосом.

Его пальцы хватают волосы у меня на макушке и тянут моё лицо к паху. С пристрастием.

Членом давит мне на губы, и я их размыкаю.

Хочу отстраниться. Желаю сопротивляться, но подчиняюсь ему.

Толкается и сразу входит в рот настолько глубоко, что я давлюсь. Хриплю. Слёзы градом. Нет, не больно – унизительно.

Он тут же вынимает большущую возбуждённую плоть, чтобы дать мне возможность несколькими глубокими вдохами, хоть как-то выровнять дыхание. Прокашляться. После чего вновь толкается. Резко и грубо. Но на этот раз не так глубоко.

Я стараюсь не думать о том, что происходит. Накрепко зажмурив глаза, предпочитаю считать всё это нереальным ночным кошмаром, вот только ощущения, что я испытываю при всём этом, уж слишком реальны для сна. Жар, что заставляет мои щёки пылать, будто их облизывает пламя огня. А ещё запахи возбуждения. Пошлые хлюпающие звуки, рвущие стыд в клочья.