Когда оцепенение спадает, я начинаю брыкаться и вырываться с новой силой, прекрасно осознав то, что они не убьют меня. Интуитивно я чувствую, что нужна этим мразям живой.

— Мой дядя уничтожит вас всех. Он — Доминик Ди Карло! — не знаю, зачем говорю это. Я знаю, что мой дядя «большой человек». У него есть свой бизнес, он баснословно богат, но я понятия не имею, чем именно он занимается. За все эти годы в семье Ди Карло меня ни разу не посвящали в семейные тонкости бизнеса, да и меня это всегда мало интересовало. Доступ в интернет мне ограничен, так что, уверенность в том, что Доминик очень влиятельная фигура Нью-Йорка дает мне только финансовый показатель.

— Доминик Ди Карло? — кажется, что в его голосе звучит восторг и облегчение одновременно. Словно он только и ждал от меня этих слов. — Какая же ты дура. Он будет вылизывать пальцы на наших ногах до тех пор, пока ты в наших руках, рыбка. И это надолго, — волна отвращения охватывает нутро, когда я чувствую, как похититель похабно сжимает мою талию.  — А ты сладкая… — ухмыляется он, до вскрика сжимает рукой запястья, заковывая их в наручники.

В отличии от прикосновений Призрака, меня передергивает от каждого контакта с этим мерзким верзилой. Я брыкаюсь в его руках, ударяя ещё одного ублюдка, который мнется рядом с нами, ногой в пах. Бинго. Я им тут всем поотбиваю яйца раньше, чем попаду к ним в плен.

Черт, кажется, я их разозлила. Не проходит и секунды, когда меня со всей дури толкают на пол, принудительно поставив на колени. Не успеваю опомниться и вдохнуть полной грудью, как получаю такую мощную оплеуху по щеке, что начинаю слышать пульсацию и ток крови в ушах. Ощущения малоприятные. Зрение и слух ещё больше приглушаются от раздирающей виски боли. От обиды хочется взвыть белугой и отомстить обидчикам, но что я могу против нескольких здоровых и огромных мужчин? К тому же, с пушками. К тому же, в наручниках. Черт, я пропала…отчаянье превращается в горькие слезы, целые жгучие реки, стекающие по скулам и исчезающие на губах кислотой горьких осознаний. Сдавленные рыдания, рвущиеся из груди, мешают дышать, я понимаю, насколько беспомощно и жалко выгляжу и от этого только хуже и страшнее. Да и помощи ждать неоткуда. Это конец, да? Меня будут держать в заложниках, а потом? Убьют? Что такого сделал мой дядя, что я вдруг всем понадобилась?

Сплошные тайны. И что-то подсказывает, что весь этот кошмар — лишь начало, лишь поверхность того болота, в котором мне предстоит погрязнуть. Захлебнуться. Утонуть.

Очередной удар приходится на противоположную щеку. Зверский, жестокий, хлесткий. На такой способны только мужчины, у которых нет ни чести, ни стыда, ни совести, ни души. Ничего внутри нет. Это не мужчины для меня. Это ничтожества.

Третий удар едва не приводит меня к потере сознания, я лишь тихо молюсь и мысленно прошу о том, чтобы они не начали пинать меня ногами. Или не вышибли мне мозги одним выстрелом. На какое-то мгновение кажется, что это все — просто долбаный кошмар, и я вот-вот проснусь, но боль настолько невыносима, что нет никаких сомнений в том, что происходящее — роковая, неожиданная реальность, в которую я сама «напросилась» своим побегом.

— Достаточно, чтобы ты поняла, что стоит вести себя хорошо, детка? — рычит недоносок, что нанес три удара. — У тебя есть два варианта — сопротивляться и остаться без своего смазливого личика. Или же быть послушной девочкой, которую мы обеспечим всем необходимым, сколько бы тебе не пришлось погостить у нас. Какой ты выбираешь? А?