К чему я об этом вспомнил? Девушки кончились быстро. Не потому что они кончились в природе, просто появились проститутки. Хотя, быть может, замена наших советских девушек на капиталистических проституток было вполне в духе того времени. Это было явление, на которое я, неуравновешенный и вечно пьяный, запал капитально. И с восторгом. Проститутки были красивые, весёлые и доступные. Во мне же бушевала неудовлетворённая страсть, усиленная кризисом среднего возраста и рутиной житья с вечно «умирающей» матушкой. Началась веселуха. Причём, это было не разовое падение в тартар, а некое сознательное действо. Будто кто-то нашептал мне, а я прислушался, как нужно красиво расставаться с жизнью. А расстаться мне страстно хотелось. Вот здесь новые русские деньги и пришлись кстати. Тогда проститутка стоила дёшево – за 100 баксов можно было снять на ночь двух, а сотенных бумажек у меня было немерено. Почему двух? – просто жажда была непомерна…

Мать отнеслась к проституткам на удивление терпимо. Бывало, мы выпивали втроём, она с ними чирикала «за жизнь», задавая всякие вопросы, в том числе и классический: «как они дошли до жизни такой?». Со временем я обзавёлся «своей семьёй» с мамочкой и постоянным набором подружек – с ними и общалась матушка. Были у меня и любимицы. Им тоже нравилось бывать у меня, поэтому, когда с деньгами начались проблемы, они работали почти даром. Но об этом тоже всё давно сказано и записано.

У нас же повесть о художнике во всех его ипостасях. В том числе, и в тех, о которых самому художнику «помыслить стыдно». Должно быть, но не стыдно. Взлёты и падения… и проч., и проч. Так что, пока страна загибалась, художник и певец её (страны) странностей, отвязывался по полной. И всё это вместе называлось поиском бога в отдельно взятой личности. Поэтому следующая глава у нас совершенно о другом – о муках творчества. И муках сопутствующих. И назовём её соответственно: «Сопромат». То есть мой материал всё-таки сопротивлялся. Как мог.



17. Сопромат


Я давно уже перешёл на акрил вместо любимого масла, которым писал всю до-потопную жизнь. Ещё свежи воспоминания, как в нашем царстве-государстве случился великий потоп, который поглотил всё сколько-нибудь ценное, а на поверхность с самого дна всплыло оно – нечто бесформенное, но хищное, что полстраны превратило в нищих. Остальные в борьбе за выживание – пропали без вести. Я, слава богу, выжил, и даже продолжил свои упражнения с красками, но… был вынужден перейти на акрил.

Акрил – тупая краска, созданная, очевидно, чтобы рисовать плакаты и вывески. Причём, я покупаю акрил не в художественном салоне, а беру оптом тот, что продаётся на строительном рынке. То есть я рисую строительными красками, теми, чем красят стены и фасады. И это реальность дня сегодняшнего, то бишь моего пустого кошелька. Зато, покупая ведро белил и россыпь бутылок с колерами – я не думаю, сколько и где мазнуть, потому что краски у меня море. А когда у тебя море краски, ты не экономишь её, не боишься экспериментировать, льёшь её, где попало и в результате осваиваешь и эту «тупую краску», и нарабатываешь свой стиль.

Где-то слышал, читал, Пикассо с первого гонорара накупил себе кучу тюбиков масляной краски, положил их горкой в мастерской и радовался, что не надо больше экономить и думать о ней. И я его понимаю. Впрочем, я и раньше не особенно экономил – у меня всегда был запас масляных красок. В комбинате, где я работал до потопа, были такие нормы расхода красок, что после выполнения заказа темпера, которой мы делали картоны, а также гигантские уличные плакаты ко всем советским праздникам – оставалась коробками. Я её и менял на масло у знакомого киоскёра. Ну, а сейчас…