Тот вышел.

«Может, предложить выкуп прямо сейчас? – подумала Вероника. – Пока никого нет».

Она ни разу в жизни не давала взяток, даже мелких, не говоря уже о таких больших и значительных, поэтому понятия не имела, как это делается. Но что давать их следует без свидетелей, было ясно.

Вероника уже подняла руку к вороту платья, чтобы расстегнуть пуговки и вынуть из бюстгальтера кисет с бриллиантами, подумала мельком, что чекист может неправильно истолковать этот ее жест, рассердилась на себя за то, что думает о какой-то ерунде, все это пронеслось в ее голове стремительно…

Дверь открылась, и в кабинет вошли трое. Один из них был тот, который только что приходил по вызову хозяина кабинета, второй казался его братом-близнецом с такой же ничего не выражающей, бесцветной внешностью, а третьей была женщина. Двое вели ее под руки, и было понятно почему: сама она идти не могла, ее не вели даже, а волочили. В первое мгновенье женщина показалась знакомой, но во мгновенье следующее Веронику охватил такой ужас, что это перестало иметь значение.

Да, перед ней стояла, вернее, обвисала на руках конвоиров пани Альжбета, родственница Винцента Лабомирского, двоюродная сестра его матери, нет, троюродная… Но какая разница, кто она!

– Матка Боска… – выдохнула Вероника.

– Знакомая личность? – поинтересовался чекист. И скомандовал конвоирам: – Оставьте ее. Ждите в коридоре.

Те отпустили было руки пани Альжбеты, но из-за того, что она сразу стала оседать на пол, им пришлось усадить ее на стул. После этого они вышли.

Вероника видела гораздо более страшные раны, чем кровоподтеки и ссадины, которыми было покрыто лицо пани Альж-беты, прежде утонченное и припудренное, а теперь превращенное в желто-синюю лепешку. И людей, которые вследствие ран не могут пошевелить ни ногой, ни рукой, видела тоже. Но впервые в жизни видела она немолодую женщину, которую избили здоровые молодые мужчины и которой предстояло, видимо, продолжение истязаний.

– Где и когда вы встречались с арестованной? – Глаза-сверла ввинчивались Веронике в лицо. – При каких обстоятельствах? С какой целью? Как ее фамилия? Сидеть! Прямо смотреть! – рявкнул он, заметив, что пани Альжбета опускает голову и клонится набок. Потом снова впился взглядом в Веронику: – Отвечать быстро!

Вероника поняла, что если не ответит, причем именно быстро, то чекист ее ударит. Для начала ударит сам, а потом, наверное, позовет конвоиров и продолжат уже они. Но что ему ответишь? Что пани Альжбета рекомендовала ей проводника для перехода границы? Что проводник этот теперь в Минске? Представив, что может последовать за каждым ее словом, Вероника похолодела.

– Вероника… – вдруг услышала она. Голос пани Альжбеты звучал хрипло и с присвистом – наверное, у нее и зубы были выбиты. – Можешь все им рассказать. Это неважно. Я уже рассказала. Про Винцука… Я не могла… все это выдержать…

«Я тоже не смогу!»

Вероника услышала эти слова у себя в голове как взрыв. И увидела черное пространство, которое за ними простиралось. Но одновременно с этим взрывом и этой чернотой услышала голос, произносящий:

– Понятия не имею, о чем вы говорите, пани. Мы с вами виделись, когда вы приходили на прием по поводу несварения желудка.

Это был ее собственный голос, и звучал он с полным безразличием.

– Ах ты сука!

Чекист наконец вскочил, рванулся, обходя стол. Вероника инстинктивно попятилась, понимая, что он направляется к ней. Но сколько можно было бы пятиться? До двери, за которой дожидаются его подручные?

Дверь у нее за спиной открылась и тут же захлопнулась. Чекист остановился как вкопанный. Вероника застыла, ожидая, что сейчас ее схватят сзади, ударят, быть может. Потом все же обернулась.