– Какого ты бы сам выбрал для неё?

– Ну, например, вот этого, жёлтого. У него безумие в глазах и хвост торчит вверх – прямо-таки копия Дины.

Я хмыкнула.

– Хорошо, сейчас упакую его.

Пока я занималась этим, Константин рассматривал и щупал остальных чудозавров. Потом разглядывал домик, сделанный по всем правилам настоящего: со светом, обоями, и даже досочками на полу.

– Тоже твоих рук дело?

– Нет, это мама постаралась. Она поклонница румбоксов, хотя этот не покупной. Его мы целиком придумали сами.

Он аккуратно поставил фигурку на место и окинул меня внимательным взглядом.

– Ты хорошо выглядишь.

– Спасибо, ты тоже.

На нём был в этот раз лёгкий льняной костюм и светло-голубая рубашка, а волосы свободно падали на лоб. Константин протянул мне руку, но я только покачала головой.

– Здесь нас никто не видит. Смысла в лишних прикосновениях нет.

– Тебе в любом случае придётся подпустить меня ближе, апельсинчик.

– Вот когда это будет действительно необходимо – я снова с тобой и потанцую, и в щёчку чмокну. А пока что, Константин Дмитриевич, уважайте мои границы.

– Хорошо, Вера. Я постараюсь, – кивнул он без улыбки, хотя в глазах плясали весёлые искры. – Прошу вас следовать за мной к машине, и, пожалуйста, дайте мне вашу сумку. Может, я и не всегда добрый, но заботливый уж точно.

Вместо руки я подала ему пакет.

– Здесь одежда и украшения, которые ты купил.

– Оставь пока, милая. Может, ещё пригодятся.

6. Глава 6

Поздняя осень была в этом году на удивление тёплой – ни снега, ни морозов, и деревья ещё в разноцветной листве. Я и носила либо короткую куртку, либо лёгкое пальто, раздумывая, нагрянут ли в ноябре настоящие холода, станет ли скользко на дорогах, придут ли кромешные дни, когда серое небо глотало яркие цвета, делая мир чёрно-белым.

Некоторое время мы ехали молча, а потом мне позвонила мама. До этого мы только переписывались, и я была рада услышать её голос. Она собиралась скоро ложиться, и сказала, что чувствует себя нормально – особенно потому, что ей попались отличные соседки по купе.

– Мы едим курицу и пьём чай, говорим о книгах, музыку слушаем. Как у тебя?

– Всё нормально. Помнишь ту синичку без лапки? Сегодня она снова прилетала.

– Отлично. – Я чувствовала в её голосе улыбку. – Значит, будет вновь и вновь возвращаться. Передавай ей привет!

– Обязательно. Доброй ночи тебе и соседкам, – сказала я. – Люблю и крепко обнимаю.

– И я тебя, Вера. Береги себя!

Я убрала телефон, и Константин сказал:

– Вы с мамой близки.

– Так и есть. Как ты это понял?

– По твоим интонациям. – Он улыбнулся. – Со мной ты говоришь иначе.

Я пожала плечами. Был ли смысл что-то на это отвечать? А Константин продолжил:

– Сколько твоей маме лет?

– Сорок восемь. И она, кстати, милый оптимист, а потому с ней в принципе сложно не найти общий язык.

– А бывают оптимисты не милые?

– Бывают фальшивые, Костя. У которых внутри никакого позитива нет, одни лишь слёзы и затаённые обиды.

– Хм, – отозвался он. – Кстати, что насчёт обидчивости? Тебя легко ранить?

– Да, и я, хотя и не мстительна, но злопамятна. У меня нелегко получается отпускать – людей в том числе.

– Поэтому ты ищешь настоящую любовь, – кивнул он. – Чтобы потом не было больно расстаться. Ясно. Я вот, напротив, легко отпускаю.

– Это я уже поняла.

– А что ещё поняла? Интересно, каким ты меня считаешь, и действительно ли тебе важна внешность.

Он просил то, что я легко могла ему дать: правду. По крайней мере, относительно него самого.

– Ты избалован, Костя. Ты трудно принимаешь отказы, но сам легко разрываешь отношения, когда они перестают тебя устраивать. Думаю, ты всё-таки добрый человек, но и требовательный. А ещё зависим от удовольствий, и любишь девушек, с которыми весело. – Он фыркнул, а я закончила: – Что касается внешности – я не зацикливаюсь на брюнетах. Единственное, чего не переношу, так это вредные привычки – курение и пристрастие к алкоголю.